Читаем Бедржих Сметана полностью

Поездка за границу и консультации с лучшими врачами окончательно убедили Сметану, что болезнь его неизлечима. «…Я лишился дивного наслаждения, которое приносит живой, прекрасный звук, — писал он Фрейде Бенецке. — Свою музыку я слышу только в воображении, а не в действительности. Чужую музыку воспринимаю только глазами, читая ноты». И как вопль измученной души несчастного композитора, воспринимается следующая фраза этого письма: «О, чего бы я только не отдал за счастье опять слышать!»

Не легко далось композитору примирение с его горькой участью. Затаенная грусть в глазах и преждевременные морщины, избороздившие лицо, говорили о больших душевных переживаниях. Но Сметана не пал духом. 9 мая 1875 года он вернулся в Прагу в сопровождении Новотного, и друзья, встречавшие их, с радостью отметили, что Сметана бодр, по-прежнему любит смеяться и шутить.

В свое время Сметана легко и даже с радостью отказался от карьеры виртуоза. Затем, покорившись обстоятельствам, ушел от дирижерского пульта. Но совсем проститься с музыкой он не мог. В ней была его жизнь, и, пока билось еще сердце, он готов был ей служить, каких бы это усилий ему ни стоило. Он мог еще сочинять и решил целиком отдаться творчеству.

Прежде всего Сметана пишет шесть фортепьянных пьес и посвящает их своим ученицам, которые устроили концерт в его пользу. Пьесы эти композитор объединил в один цикл и назвал «Мечты».

Необыкновенно выразительные, эти фортепьянные миниатюры трогают поэтичностью, искренностью, непосредственностью чувств. Названия первых двух пьес — «Угасшее счастье», «Утешение» — красноречиво говорят о переживаниях, во власти которых находился Сметана в тот период.

Закончив цикл «Мечты», композитор снова обратился к оперному жанру.

— Удивительная новость, господа! Сметана пишет оперу! — еще на лестнице кричал Зденек Фибих, вбегая в переполненный зал «Умелецкой беседы».

Это не был ложный слух. Оперное творчество всегда привлекало композитора, и именно в этом жанре он работал охотнее всего. Успех «Вышеграда» и «Влтавы» укрепил веру Сметаны в то, что, несмотря на глухоту, он может сочинять.

Весть, принесенная молодым Фибихом, очень обрадовала друзей Сметаны, хотя некоторые высказывали опасения, сможет ли больной композитор создать такое большое музыкальное полотно, как опера. Но все единодушно решили не отговаривать его. Они привыкли верить в Сметану. Если композитор брался, значит он чувствовал себя в силах справиться с этой трудной задачей. В добрый час!

Элишка Красногорская по просьбе композитора писала либретто новой комической оперы. Позже она вспоминала, как изменился Сметана и повеселел, когда приступил к работе… Однажды, обсуждая с Красногорской очередную сцену оперы и прохаживаясь по ее маленькой комнатке, Сметана остановился перед зеркалом и внимательно посмотрел на себя. «Разве это я, этот седой дедушка, который смотрит на меня в зеркале? Не верьте этому, девушка! Это плохое зеркало! Я себя чувствую как семнадцатилетний юноша, а не как этот бородач в очках там!»

Красногорская давно знала Сметану. Она была еще совсем молоденькой девушкой с нежным, тонким лицом, когда ее впервые познакомили с композитором. И звали ее тогда Генриетта Пехова. Вместе с братом Йиндржихом, преподававшим в музыкальной школе, они постоянно бывали у Сметаны на его вечерах. Умная, образованная Генриетта была еще и талантливой музыкантшей. Она охотно участвовала в импровизированных концертах, которые устраивались в доме Сметаны. Ей отчасти принадлежит инициатива создания пражского женского хора.

Еще в юном возрасте Генриетта начала писать лирические стихи, которые печатала под псевдонимом Элишки Красногорской. Под этим именем Пехова и вошла в историю чешской литературы как талантливая поэтесса и писательница. Она сотрудничала в «Женской газете» и часто печатала на ее страницах смелые статьи, в которых призывала женщин быть патриотками, учила их самостоятельности и независимости мышления. Немалые усилия она прилагала к расширению женского образования, и ее большая заслуга— открытие в 1890 году первой чешской женской гимназии.

В творчестве Красногорской большое место занимают оперные либретто. На ее тексты написана популярная опера «Лейла» Карла Бендля и все последние оперы Сметаны.

Из всех либреттистов Сметаны Элишка Красногорская была, несомненно, наиболее одаренной. Ее либретто — это законченные художественные произведения с отточенными, звонкими стихами, которые легко ложились на музыку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное