Beef (СИ)

— Ну, я не стану этого отрицать, — он улыбнулся, и разговор на этом прекратился.

И после него не было ничего. Мы жили, словно соседи, старики и к тому же страшные молчуны. Но самое жуткое, дорогая К., что мы, казалось, жили по моим правилам, по тем самым пунктам. Он не приставал ко мне лишний раз, вообще не приставал, если быть честным. Мюррей не заходил ко мне, когда я был в ванной, и когда принимал ее сам, меня не зазывал. Он готовил, весьма простенько, но на каждый прием пищи. И когда я отлучался по работе, то возвращался не в пустой дом.

Казалось, всё идеально, но с каждым днем я нервничал сильнее. А еще присутствие Мюррея стало раздражать. Молчащий, безынициативный, словно тень самого себя, раздражал.

Время шло, мне хотелось напомнить, что кое-какой секс нам уже положен, но язык не поворачивался. Почему-то мне казалось, что я тогда проиграю, и на самом деле я проиграл:

— И долго ты будешь притворяться?

— Хм, прости? — Мюррей запихнул последнюю партию одежды в стиральную машинку и захлопнул дверцу.

— Сколько ты будешь еще притворяться хорошим? — я облокотился на дверной проем. — Неделю, две?

— А ты чего такой нервный, что-то не устраивает? — усмехнулся, хотя даже не смотрел на меня, а нажимал кнопки, выставляя режим. А Мюррей любит ставить режимы…

— Да, — спокойно кивнул и скрестил руки на груди. — С кем и когда ты спишь?

— Дай подумать, — он поднял глаза к потолку, притворно задумываясь, и после выпалил. — С тобой, каждую ночь.

— Хватит этих шуток, ты прекрасно понял, о чем я.

— И ты понял. — закончил и выпрямился. — Самое большее, куда я отлучался, это та выставка, но, поверь, там меня интересовали исключительно машины.

Прошел мимо меня в спальню и снял футболку. Он еще держал ее в руках, когда развернулся:

— Давай, проверь, спал я с кем-то или нет.

В своеобразной манере он предложил мне с ним потрахаться, и всё бы ничего, и я давно уже очень хотел, но поймал себя на том, что… Это слишком волнительно. Спустя такой громадный промежуток времени, содержащий только вещи незначительного и малого тактильного контакта, все большее и откровенное -волнительно до безумия. Могли задрожать колени от примитивного прикосновения к его торсу.

Но Мюррей распростер руки, и ему невдомек было о трудностях, вставших передо мной. Он слишком груб, чтобы уловить мое стеснение.

— Давай, потрахайся со мной наконец, Сэм, — он засмеялся, а я на его предложение заперся в ванной.

Стиральная машинка вовсю работала, а я принимал душ и лениво себе надрачивал. Но так и не кончил.

«А… вот и ты, счастливый перениматель эстафеты». Да, Якоб застрявший в подсознании всё еще смел издеваться. «Счастливый перениматель эстафеты…» «Настолько счастливый, что дрочит по-тихому в ванной, пока его горячий парень творит не пойми что».

В ту ночь было жарко спать. Духота казалась невыносимой, а, быть может, всё-таки стоило обкончаться во время водных процедур.

— Мюррей, — тихо позвал я лежащего рядом ублюдка, — Мюррей…

Он не ответил, спал, словно мертвый, и я приблизился к его спине. Одеяло немного сползло, его плечо было обнаженным, и, задержав дыхание, чувственно и невесомо я коснулся. Коснулся такой горячей и нежной кожи. Нет, всё же в Мюррее я души не чаял.

Он не проснулся, даже когда я наклонился и губами припал к его плечу. Не проснулся, когда я закрыл глаза и уткнулся в это самое плечо лбом.

Мои руки начали наглеть. Почему-то, когда Мюррей не смотрел, стало намного проще его трогать. Под одеялом самым хамским образом я лапал спящего человека и тихо млел. Рука плохо скользила по чужому плоскому животу, и я почти осмелился накрыть его пах…

— Что ты творишь? — Мюррей перевернулся на спину и тем самым немного меня отстранил, — Сэм?

Я растерялся, но быстро вернулся в чувство. В конце концов, Мюррей мой, и я за это честно платил.

— Что хочу — то и делаю, я тебя вообще-то купил.

— А я что, сопротивляюсь? — теперь уже он трогал мои волосы в темноте. — У тебя полная свобода действий, давай… не запрещай себе.

«Не запрещай себе…» так вот как это выглядело для него все эти дни, недели, месяцы? Выглядело так, что я себе запрещаю?.. Наверное, но в ту ночь я правда сломался, а, быть может, это сломался замок клетки, и внутренний очень развратный зверь выбрался в прыжке.

— Давай, в темноте подставляться же проще, — Мюррей насмехался и был прав. Он действительно знал и понимал, о чем говорит.

— Проще, если бы ты еще молчал, — я стянул с него одеяло и поспешил забраться и сесть на чужой живот.

— Да? А по-моему тебе очень нравится, когда я говорю, — и он наконец заткнулся. Но было такое ощущение, что повис вопрос, немой мюрреевский вопрос, спрашивающий: «И что дальше?». Я сидел на нем, словно на коне, словно собирался погонять, и просто ловил с этого кайф. Но серьезно, и что дальше? Мюррей ждал с интересом, и этот интерес я чувствовал тоже.

Я наклонился к нему, и он сам потянулся поцеловать. Страстный с покусыванием, невозможно влажный поцелуй. До этого я посмел забыть, как хорош его язык, переплетающийся с собственным.