Бег по краю

Он зарылся своей седой головой в ее груди, погружаясь в морскую бездну, словно юноша, впервые оказавшийся в подводном мире, полном причудливых колышущихся и переплетающихся водорослей, похожих на мир теней, и где собственные руки казались ему уродливо раздувшимися щупальцами. Она дрожащими руками прижала его голову к себе и гладила его волосы так, как в детстве гладила мама. Он показался себе плодом внутри утробы, бережно укрытым от внешней жизни, что лишь отдаленно напоминала о себе доносящимися до него звуками. Он чувствовал радость и благодарность, напоминающие ему забвение, которое, как глубокий цветной сон, наваливается на него, унося в свой водоворот.

У Оксаны же сна не было ни в одном глазу. Сильно болела лодыжка, и она еле сдерживала слезы, чтобы не захлюпать носом. Так с ней было когда-то после выпускной ночи в десятом классе. Она тогда проснулась в залитой солнечным светом спальне и подумала: «Ну вот, детство кончилось… Теперь я взрослая. И больше уже никогда не буду сидеть за партой среди своих школьных друзей…» И хотя впереди была новая жизнь, слезы тогда хлынули, будто из заржавевшего вентиля, перекрывавшего воду, и который вдруг резко повернули до упора в обратную сторону.

Она неподвижно лежала, оцепенело вглядываясь широко раскрытыми глазами в темноту, чувствуя, что руки Андрея обвивают ее, точно страховочные веревки скалолаза. Ей казалось, что она карабкается по уступам скалы куда-то вверх, ближе к солнцу, неуверенно отыскивая ногой, зависшей над пропастью, точку опоры. Она слышала, как из-под стопы вырывались мелкие камушки размером с гальку и гулко ухали где-то внизу в мерцающую, точно никелированная поверхность, воду, оставляя за собой глубокие воронки, разбегающиеся кругами по воде. Ей чудилось, что волны мягко плещутся и разбиваются о берег – и в этом бесконечном шорохе монотонных волн было что-то неотвратимое, как судьба. Головой она сознавала, что это всего лишь ветер гуляет за окном, срывая и кидая сухие шишки на обледеневшую дорогу. Она слышала ход часов, и ей казалось, что они стучат, будто сердце, слишком громко и слишком часто, норовя разбудить спящего Андрея. Печаль прошла, но нахлынула неловкость, как свежесть после грозы, от которой хотелось поежиться и втянуть голову в плечи. Она приподнялась на локте, мягко высвобождаясь из объятий Андрея, и поглядела на его лицо. Он был где-то далеко, не с ней, – и ей захотелось закричать от обиды, что вот он оставил ее, маленькую девочку, одну наедине с этим ртутным лунным светом, терзающим душу и разливающим свои едкие невидимые пары, оседающие тяжелым налетом на донышке ее души. Он спал – и время слилось для него в одно мгновение, такое радужное и неуловимое, будто мыльный пузырь, подхваченный потоками ветра. А для нее время тянулось, точно поезд у железнодорожной переправы, лязгая одинаковыми запыленными вагонами с опущенными шторами, которым не было конца и что перекрыли ей путь. И ей ничего не оставалось, как тихо лежать и ждать. Теперь в голове проносилась ее пока еще недолгая жизнь. Ее детство, залитое солнечным светом, где она сидит на качелях, и надежные мужские руки, густо покрытые черными волосами, от которых так бывает щекотно, когда она оказывается в их объятиях, раскачивают качели все сильнее и сильнее. Ей уже до дурноты страшно, она взлетает все выше и выше – и ей кажется, что мир сейчас опрокинется, перевернется или она камнем полетит вниз с высоты своего птичьего полета. Но она твердо знает, что упасть ей не дадут: этого просто не может быть НИКОГДА, как никогда не загореться воде. Поэтому она только крепче вцепляется в натянутые веревки качелей, визжа и хихикая от страха, дрыгая ногами, будто пытается поднять брызги в слишком спокойной воде, отражающей ее смеющееся лицо.

71

На следующий день Андрей в конференц-зал не пошел. Снова принес еду в номер. Он чувствовал такую умиротворенность и свободу, просто обнимая и целуя ее. Нет, он помнил, что у него семья, и уходить из семьи он не собирался, просто в его застоявшуюся жизнь ворвался весенний ветер перемен, который понес его, как отломившуюся от берега льдину, по течению… Наша жизнь слишком долга для одной любви. Мало кому выпадает счастье одной любви на всю жизнь. Эта женщина просто появилась в мире, параллельном тому, где была его семья…

Оксана прильнула к нему. Он прижал ее к себе и нежно, мягко поцеловал, чувствуя, как забилось взрывным устройством сердце. Просто сидеть рядом в счастливой неподвижности, вдыхая цветочный запах ее волос. Он осыпал ее лицо мелкими поцелуями – ее волосы, уши, глаза, ставшие похожими на южные каштаны, висящие прямо над его головой – только губы протяни; целовал, будто собирая капли росы, чистые и прозрачные, пресноватые и холодные на вкус, но от которых просыпаешься поутру для жизни. Его теплое дыхание всколыхнуло ее – и она прижалась к нему… Он почувствовал, что его кровь тяжелеет, точно горячая смола, готовая вспыхнуть ярким пламенем от неосторожно брошенной спички.