Бег ради жизни (3-е издание)

Эксперименты! указывали Лидьярду на выгоды от включения время от времени крайних усилий в физические упражнения, что с тех пор стало определенной частью тренировочных планов его учеников, а также фактором, который должен приниматься во внимание при проведении медленного бега в оздоровительных целях. При этом Лидьярд не рекомендует всем достигать своей готовности столь же фанатическим способом, каким достигал ее он сам.

Лидьярд обнаружил, что когда он заставлял себя работать сверх своих обычных пределов, ему становилось все легче и легче достигать этих пределов снова и поднимать их уровень. Он заметил, что частота его пульса, которая раньше составляла 70 ударов в минуту, с течением времени снизилась и постоянно была ниже 60 ударов, а иногда опускалась и до 45 ударов. К тому времени, когда был достигнут этот минимум, он чувствовал себя по-настоящему неутомимым человеком, обладающим безграничной энергией. Теперь даже значительные расстояния не требовали больших усилий. Его первоначальные, вызвавшие тяжелые переживания шесть миль теперь были не более чем приятной разминкой.

Лидьярд мог встать с постели в 4 часа утра, пробежать 32–33 км, пойти на работу, а потом пробежать еще 24–25 км вечером, когда ему хотелось. И при этом никогда не был чрезмерно утомленным. Он часто чувствовал себя приятно уставшим, но ни разу до такой степени, когда нет иных желаний, кроме как плюхнуться куда попало.

Сейчас Лидьярд считает, что медленный бег на большие расстояния поддерживает его здоровье в наилучшем состоянии. Этот результат пришел взамен затраченного времени. Один врач как-то говорил мне, что, по его мнению, полчаса бега трусцой эквивалентны двум часам любых других упражнений, если речь идет о подъеме тонуса и эффективности сердца и легких. Лидьярд считает, что доктор недооценивает значение трусцы, но это лишь подтверждает, что, начав бегать, он стал поступать правильно.

При всем этом главной для Лидьярда была забота отыскать рецепт для того, чтобы оставаться здоровым, молодым и энергичным. И здесь ему, очевидно, удалось преуспеть. Сегодня, когда Лидьярду уже за сорок, у него все еще низкая частота пульса, вес сброшен до минимума, мускулатура необычайно свежа и гибка; он работает с той же быстротой и бесконечной энергией, какие были свойственны ему в период первых исследований в области длительного бега.

Если вы продолжите чтение, мне кажется, я смогу сделать то же самое и для вас, не призывая впадать в какую-либо из тех крайностей, в которые впадал Лидьярд.

Лидьярд получил и другие выводы от медленного бега. Будучи всегда физически свежим, он никогда не испытывал уже психической усталости, у него наладился хороший аппетит, сон; он стал наслаждаться жизнью несоизмеримо больше, чем раньше. Для него никакое усилие не казалось слишком большим, а его способность к восстановлению после энергетических затрат получила заметное развитие.

Лидьярд нашел также, что его образ жизни стал как бы автоматическим регулятором питания. После напряженных пробежек лишь определенная пища могла удовлетворить его. Жирная, богатая крахмалом еда потеряла для него привлекательность. Он узнал, не подвергая это положение экспериментальной проверке, что его желудок не примет не подходящую для него пищу. Обязательной частью его дневного рациона стали фруктовые соки, фрукты, постное мясо и салаты.

Другими словами, он усвоил, что природа наставляет того, кто ведет энергичную физическую работу, на правильный путь, подсознательно диктуя диету. Он считает это настолько важным, что сегодня не станет и пытаться определить для кого-либо, что ему следует есть. Он уверен, например, что его ученики съедят то, что для них полезно, и откажутся от того, что им не нужно, потому что их выбор стал совершенно естественным. Такая же вещь произойдет с бегунами, которые обретут спортивную форму.

Лидьярд продолжает развивать практические взгляды, утверждая, что то, что любит один, другой может не любить, а потому ничего хорошего не выйдет из попыток заставить каждого сидеть на специально разработанной, проконтролированной диете. Главное здесь — избежать уже упомянутой жирной, крахмальной пищи.

Лидьярд считал, что на Олимпийских играх в Риме в наилучшей форме находился Абебе Бикила. Определенно Бикила был тогда самым выносливым из всех. Таким же он оказался и спустя четыре года в Токио. Но если новозеландец лишь только посмотрит, что за пищу употребляет этот человек, он заболеет.

Иначе говоря, вы не можете составить одну и ту же диету для африканца и новозеландца, американца или немца. То же самое можно сказать и в отношении индивидуального вкуса. К тому, что вам нравится, ваш брат, возможно, имеет глубокое отвращение. Поэтому если какая-то пища будет полезна для вас, она, по крайней мере, не будет таковой для вашего брата, главным образом потому, что вызовет депрессию в его пищеварительных процессах. Еда, хотя она и остается, в сущности, чистой необходимостью, все же есть нечто такое, что должно радовать.