Бег в себя (СИ)

Очередь продвигается слишком медленно, но выбора нет. Я не могу оставить товар и уехать, не могу уехать с товаром на другую точку. Я знаю, что я не сдамся вообще никогда, если не выстою очередь в этот долбанный «О’КЕЙ». Стоя где-то между удрученностью, ненавистью и презрением к доблестным сотрудникам «Альфа-Норд» и припоминая, как эти ребята на днях  жали сжечь один из подведомственных магазинов, я выражаю искренние сомнения в их компетентности и важности их напряженного изучения процесса приемки и оформления документов. Выражаю довольно скромно – плюнув из окна «газели» на асфальт перед воротами. Меня иногда поражает то, какими важными персонами мнят себя те, от кого требуется поставить маленький штампик на накладной и исчезнуть.

Ощущаю удрученность от обилия среди водителей в очереди гостей из южных регионов. Умом и понимаю, что они уже практически оседлали целый ряд сегментов рынка труда, и с этим ничего не поделать, но чувства все равно велят возмущаться этим до глубины души. Я знаю многих простых парней, которым из-за потери основной работы трудно устроиться даже обычным водилой, даже с опытом и навыками, из-за того, что работодателю проще рассчитаться с Ахмедом, чем с Александром. Разумеется, это все мало волнует менеджеров всех мастей, которые не считают за доход зарплату меньше сорока кусков, хотя из всего, что они сами сделали для ее получения, можно указать только купленную или едва вытянутую «вышку» и успешное трудоустройство в контору по прокачке денег.

Очередь продвигается на шаг. Нарочито неторопливо заведя машину, я плавно отпускаю сцепление и продвигаюсь вперед. Понимаю, что день будет долгим. Достаю пачку «кента».

Мы встречаемся с друзьями довольно редко, и сейчас всем хочется подольше постоять на улице, рядом с «Киллфишем» на Ленинском, поболтать за жизнь и покурить, пока наши задницы не приклеились к стульям.

Здесь почти все из южной и юго-западной части города, только Антон Зверев с «просвета» и Саша Ребров со «старухи». Мы болтаем и смеемся без какого-либо принуждения – разные люди с разными уровнями дохода, приехавшие сюда чтобы просто расслабиться и «погудеть». Я оказываюсь самым одаренным – вместо общественного транспорта я приехал на своем классическом «вольво», просто потому, что работал дольше ожидаемого и бросить машину где-нибудь не успел.

- Ну все, Серега всех развозит, - гогочет Миша Пантелеев, здорово пополневший с нашей последней встречи.

- Мечтай в одну руку, сынок, ну, а дальше сам знаешь, - с ухмылкой отвечаю я и затягиваюсь только прикуренной сигаретой.

- Эх ты, - махает рукой Миша. – Вот такие и выгоняют друзей в час ночи пешком домой, потому что режим, видите ли.

- Уймись уже, - смеется Антон Зверев.

Он здорово выглядит – высокий, подтянутый, одетый в светло-розовую рубашку и идеально отпаренные брюки – ни дать ни взять, канонический образец эффективного менеджера по продажам.

Через какое-то время мы уже сидим в баре. Поток баек о последнем прожитом годе начинает литься рекой, и даже я, несмотря на далеко не идеальное настроение, вношу свою лепту, рассказывая о том, как удачно избежал ответственности за случайно устроенное ДТП несколько месяцев назад.

Я поднимаю взгляд наверх и почему-то немного поражаюсь обилию вентиляционных труд и вытяжек, запрудивших потолок бара. Сегодня здесь довольно людно, и осуществленный Зверевым предзаказ столика выглядит теперь не столько предохранительной мерой, сколько необходимостью. Возвращаясь взглядом обратно, я смотрю на каждого из сидящих здесь моих друзей и приятелей. Нас восемь человек. Пятеро женаты. Я, Саша Ребров и Гена Судаков – последние, кого не сломил институт брака. Я точно знаю, что Зверева вынудили поставить штамп в паспорте из-за совершенно  внезапной беременности его пассии. Я помню, как соболезновал ему тогда. Мы сидели вдвоем и вливали внутрь все подряд, что было в баре, пытаясь осознать, как все это произошло. Я знаю, что он был не готов ко всему этому. Не был готов к шизанутым родственникам невесты. К самой невесте, с которой уже и встречаться предпочитал пореже. К коту невесты, который как-то раз расцарапал ему лицо. Я помню его проклятья в адрес вышеупомянутого списка лиц, а теперь он выглядит вполне себе бодро и основательно. Но он не расслаблен. Я вижу это.