Бег в золотом тумане

   -- Нет, не надо туда... -- замученным голосом остановил нас едва волочивший ноги Федя.

   Мы не успели его спросить почему. В дехиколонской стороне густо затрещали автоматы.

   7. Дорога на Тагобикуль.

   Стрельба в Дехиколоне длилась минут десять, не больше.

   -- Передрались, наверное, из-за золота, -- предположила Наташа, с тревогой глядя на скрывающие кишлак остроконечные кумархские скалы.

   -- Говорил я ему, взорви штольню и живи спокойно, детей учи! Нет, полез в историю, карбонарий хренов! Кому теперь золото достанется? Ни себе, ни людям! Я мечтал лишь об одном: Не ввязаться в очередной конфликт и спокойно дойти до барака Лехи Суворова.

   -- А ты что темнишь, Сусанин долбаный? Что - то знаешь? -- прицепился к Фредди Житник.

   -- Говори, куда нас вести собираешься! Мы тебя, орла драного, теперь хорошо знаем. Шоры то спали с глаз! Небось, не одно минное поле для нас приготовил! Кстати, пушку Серегину верни, ворюга... Федя выслушал Житника молча. Потом степенно, без злости выдал:

   -- Хватит тявкать! Дай сказать!

   Я махнул Юрке, и тот умолк. И тогда Федя подробно рассказал, что рядом с тропой, по которой мы шли в город три дня назад, сейчас стоит большая дехиколонская отара, и чабаны вооружены. И вряд ли они пасутся на этом участке тропы в целях повышения суточных привесов. Слишком жидковата травка... И поэтому он предлагает подниматься на другой борт реки Уч-Кадо и оттуда, по Интрузивному саю, спуститься к реке Тагобикуль.

Времени это путешествие займет почти столько же, сколько через Ягноб.

Мы сочли это предложение разумным и, сбив кандалы на куске гранита, потопали вверх по давно заброшенной дороге.

   В прежние годы частенько, не дождавшись старенького, и вечно ломавшегося вахтового "ГАЗ -51", я подымался по ней пешком в наш разведочный лагерь. Грунтовая дорога была местами с резко завышенным уклоном, глубокими, под брюхо, колеями и многочисленными крутыми поворотами. Она начиналась в долине Уч-Кадо на высоте 2700м и заканчивалась на отметке 3820м у последней нашей штольни в развороченных бульдозерами "альпийских" лугах. В те времена неспешный подъем с частыми переходами на тропы, срезающие отдельные пологие петли дороги, занимал у

меня около полутора часов. Сколько времени он займет у нас после трех суток лишений, я не знал. Да и знать не хотел. Главное -- мы с каждым шагом уходим прочь от этого проклятого места, пусть пустые, но живые...

   Дойдя до первого поворота дороги, мы перешли на тропу.

По ней я пошел первым. Лейла семенила позади ишака, ведомого мною, и смотрела то себе под ноги, то на казавшуюся совершенно недостижимой вершину 3904. В начале подъема я сказал ей, что мы пересечем водораздел чуть левее и ниже, и сейчас в глазах девушки светилось любопытство: она никак не могла поверить, что сможет туда добраться.

   -- Сколько часов мы будем лезть? -- крикнула она мне. -- Десять или

двадцать?

   -- Без ''иншалла" три часа. К обеду будем! А ты что, сомневаешься, что поднимешься? Брось! После Арху это тьфу!

   -- Не сомневаюсь! -- Ответила моя козочка и опять посмотрела на вершину.

Когда она опустила глаза, я увидел в них слезы.

   -- Что случилось? -- спросил я удивленно

   -- Ничего! -- прошептала Лейла, отвернувшись в сторону.

   -- Если не скажешь, то я сейчас от огорчения споткнусь и упаду вниз, как Федя! -- шутливо пригрозил я, кивнув в сторону обрыва, вплотную

подобравшегося к тропе.

   -- Оттуда будет видно все... -- пробурчала Лейла, не поднимая головы.

   -- Опять ты за свое! -- повысил я голос, поняв, что Резвон опять ворвался в нашу жизнь, и его надо будет как-то забывать.

К счастью, в это время внизу в распадке на берегу ручья я увидел

прямоугольники палаточных площадок своего старого поисково-съемочного лагеря и, обрадовавшись возможности отвлечь Лейлу от воспоминаний, начал быстро рассказывать:

   -- Смотри, видишь вон те заросшие бурьяном прямоугольнички? Там стояли мои палатки, когда твой отец еще и не думал, что попадет сначала в Иран, а потом и под твою мать.

   -- Ты сказал что-то грубое про мою маму?

   -- Прости, я больше не буду.

   -- Красивое место. Вы, я вижу, долго здесь жили. Плотина на ручье была...

   -- Да плотина. И канал обводный. Ничего не могу с собой поделать: как

только попадаю на ручей какой-нибудь, сразу начинаю плотины строить, изгибы выпрямлять или вовсе русла изменять. С детства и до сих пор. Мне иногда кажется, что когда-то, в другой жизни, я был строителем каналов...

   -- А на Марсе каналы не ты строил? -- прокричал из середины

каравана Сергей.

   -- Не знаю, -- ответил я честно, обернувшись к нему. -- Может быть...

***

   Через десять минут мы выбрались на третий снизу поворот серпантина.

Четверть пути была позади. Но метров через двести, на самом крутом участке дороги, Федя неожиданно остановился и. указав на нижний конец длинной и глубокой канавы, торжественно сказал:

   -- Копайте!

   Это была канава N 667, или, как пишут на геологических картах и в