Бег в золотом тумане

Они уехали в Захедан. Уже на подъезде к нему, глубокой ночью, их машина на полной скорости врезалась в оставленный на дороге асфальтовый каток. Француз отделался царапинами, а Фатима, сидевшая за рулем, получила многочисленные ушибы нижней части тела и сильнейшее сотрясение головного мозга. Она выздоровела, но со временем стало ясно, что у неё практически полностью утрачено чувство привязанности к дочерям, а сексуальность вкупе с агрессивностью стали преобладать над всеми остальными желаниями.

Когда всё более - менее успокоилось, отец Лейлы решил вернуться на Родину, но не тут-то было. Фатима понимала, что, с отъездом любовника, она потеряет последнюю связь с милой ее сердцу прошлой жизнью.

Уехать с ним она не могла, потому что отец Фатимы к тому времени разорился и не мог обеспечить ей сносного проживания на Западе. И бедному французу пришлось жить в Иране ещё около полутора лет. За это время он ослаб физически и морально. Однако нашёл в себе силы организовать побег. Ночью, он тайно покинул дом, а потом его переправили в Пакистан.

К этому времени Фатима уже ждала ребенка от австралийского геолога, выполнявшего съемочные работы в Белуджистане. Потом были другие любовники, и от всех она рожала. Не считая несчастного француза, я был шестым невольником женщины с неуёмной потребностью острых сексуальных ощущений.

   ***

После рассказа Лейлы мы надолго замолчали. Я стал смотреть на дорогу и увидел знакомые места. Это было месторождение меди Чехелькуре -- то самое, выпотрошенное в глубокой древности, в копях которого я совсем недавно отбирал пробы на золотоносность. Незадолго перед тем, как очутиться в яме, прикрытой сверху автомобильной дверью. Как

знать, не побывай я в этих краях, пришла бы мне тогда в голову мысль искать выход из моей темницы? Наверняка не пришла бы! И тогда, может быть, все было проще: без побега, без

Лейлы и без этого путешествия...

   Подержали бы деньков пять в штольне, а потом выпустили, добившись согласия на плодотворное сотрудничество... И мчался бы я сейчас куда-нибудь не с милой моей Лейлой, сладко вздремнувшей на моем плече, а с Сергеем Егорычем и наркотиками в китайском термосе. Брр...

   Проехав знакомые горы, мы взяли курс на запад, и очень скоро

нас обступил Дашти-Лут... Пересыпанные песком участки дороги встречались все чаще. И нам пришлось снизить скорость сначала до восьмидесяти, а потом и до сорока километров. Удовольствие от такой езды очень небольшое, и нам захотелось размять ноги и перекусить чем-нибудь горячим.

   Вероятность привлечь чье-нибудь внимание в пустыне, была мала. Но мы решили все же перестраховаться и стать где-нибудь в укромном месте. Бережёного - бог бережёт. Таким местом мог быть невысокий горный массив, протянувшийся параллельно дороге. Однако тратить время на трехкилометровый крюк туда и обратно мы не захотели и решили дождаться,

когда, дорога прижмётся к горам. Через тридцать километров пути мы увидели углубление в скале. Недолго думая, Шахрияр направил машину в это укромное местечко.

   Солнце уже прилепилось к горизонту, окрасив его зловеще - багровым цветом. Поставив машину метрах в ста от дороги в широкой ложбине с ровным и каменистым дном, мы расстелили байковое одеяло, и вытащили из сумок все, что у нас было съедобного. Оставив спутников сооружать бутерброды, я пошел искать сухие сучья для костра.

   "Чай не пьешь, -- откуда силу возьмешь?" -- говорят на Востоке. Несколько минут Шахрияр удивленно смотрел, как я ломаю ветки кустарника, потом широко улыбнулся, залез в машину и достал из-под сиденья маленький газовый баллон. Повозившись несколько минут, он надел на него сверху какую-то насадку, зажег огонь и поставил на него чайник. "Совок даже в Иране остается совком", -- прочитал я у него в глазах. Допивая вторую чашку чая, я лениво раздумывал, закуривать сигарету или нет. Но как только я решил, что спешить не надо, сидевшая рядом Лейла вдруг вскочила на ноги и стала напряженно вслушиваться и вглядываться в сторону дороги. За ней вскочили мы и увидели вдалеке клубы пыли и красную машину, мчащуюся на бешеной скорости...

   -- Это наш авто, -- сказала она, растерянно качая головой.

   -- Мама ехать, меня брать!

   Не успела она закончить фразу, как на том месте дороги, где следы наших шин сворачивали на обочину, раздался скрежет тормозов. Через мгновение машина, за рулем которой я увидел пригнувшуюся Фатиму, съехала с дороги, и, набирая скорость, помчалась к Лендроверу! Не успели мы отбежать в сторону, как раздался скрежет металла! На полном ходу "Форд" Фатимы врезался, вынесенным вперед самовыгаскивателем, в нашу машину.

   Затем она отъехала задом метров на пятнадцать-двадцать, остановилась на мгновение, выбирая подходящий момент для смертельного удара, и на третьей скорости вонзила лебедку в бок, многострадального "беглеца". Завороженные и оцепеневшие, мы проводили взглядом, быстро удаляющийся к горизонту, "Летучий Голландец"...

Я был уверен, что после второго удара Фатима вылезет из своего штурмовика, как минимум, с малайским ножом в зубах, но ошибся.