Бега

— Весьма дипломатично, потому что дело было в прошлом году. Не знаю, вспомнит ли он, но секретарша у него хорошая, может, она что-нибудь знает. Мы узнаем фамилии двадцати четырех типов, строго говоря, восемнадцать из тех двадцати четырех я знаю лично, ну и что мы с этого получим?

— Не мы, а менты. У них будет двадцать четыре штуки подозреваемых…

— И это их так обрадует?

— Это все-таки лучше, чем двадцать четыре тысячи. А в лицо ты бы их не узнал?

— Кого?

— Тех четверых, среди которых был Василь? Метя налил всем вина, подсунул Гонорате тарелку, получил кусок паштета и задумался.

— Нет, — сказал он. — Органы зрения у меня в тот момент работали хуже, чем органы слуха. Я вам признаюсь, что их временами было восемь, но я помнил, что их четверо, и развлекался тем, что пытался угадать, которые из восьми настоящие.

— Ну да, — с ужасом сказала я, — теперь-то я все понимаю. Он пристально на них таращился, и не исключено, что таращился прямо на Василя. А тот это заметил. И никакая сила его не убедит, что Метя его не знает. Не представляю, что и делать.

— У Мети бюллетень, — сказала Гонората. — Я его дома запру на ключ. Нельзя ли все это распутать, пока у него ещё бюллетень?

— Если у тебя есть шансы напустить на них полицию, так сделай это, — посоветовала мне Мария. — У всех хватит ума все им рассказать, а если этот чёртов Василь действительно существует и подстраивает бега, то он у меня в печёнках. Пусть поймают его и что-нибудь плохое ему сделают.

— Аминь, — торжественно произнёс Метя, поднимая бокал. — А сейчас бы посмотрел, что там в среду.

— Шанс у меня есть, полицию натравлю, — обещала я. — Я бы тоже посмотрела, что там в среду, и можете спокойно говорить, где Болек обещает прийти первым, я и так на это внимания не обращаю…

— В четвёртом заезде идут две лошади, и не знаю, зачем там записаны шесть, — объявил пан Злись сразу как пришёл.

— И что это за две такие лошади? — подозрительно спросила я.

— Двойка и шестёрка. Остальных все равно что нет.

— Шестёрка ещё ладно. Но насчёт двойки, так заведите себе зеркальце. Иначе вам трудно будет собственные уши увидеть.

— А вот сами убедитесь!

— Гарцовник, как же! Вы не видите, кто на нем сидит? Соецкий ещё ни разу не выиграл!

— Нет, выиграл, — поправил Юрек. — В прошлом году.

— Ну, может, раз. В этом сезоне он два раза был вторым.

— Но веса-то у него нет! Конь без веса, милостивые государи, тут другого нет, Гарцовник и Албанец или наоборот! — с задором убеждал пан Здись. — Сегодня квинту сделаю!

— С Гарцовником, да?

— Так точно, с Гарцовником!

— Домашней перегонки только самогон-сучок можно делать, и как следует очищенный, — говорил Вальдемар в кресле с другой стороны, — а все эти вина…

— Наливка, пан Владек, наливка, никакие не вина, — перебил его пан Собеслав, — ореховка на чистом спирте.

— Ореховка от желудка, а у меня насморк!

— И посмотрите только, я его вычеркнул, этого черта, три лошади вычислил, двойку и шестёрку, этот у меня приходит, двойки нет, говорит, единичка висит вместо неё, ну, я и поменял двойку на единичку, а дома все вычислял. Мозги скиснут… — жаловался пан Эдя.

— Надо было добавить ещё, а своё не выкидывать, — поучал полковник. — А ореховку на меду вы не пробовали?

— Здесь, во второй, у тебя один, — говорил кто-то за столиком сзади барьера. — Тут два.., этот.., и этот…

— А этот? — возразил кто-то другой.

— Мешок костей. На колбасу. А тут можешь делать «стенку».

— Врублевский говорит, чтобы на него не рассчитывали, — вставил третий.

— Говорит не говорит, а неизвестно, как поедут. Ещё не установили. Хочешь выиграть — только «стенку»…

Я не оборачивалась, поскольку выбирала лошадей на субботу. На кресло сзади меня кто-то сел и отгородил меня от голосов за барьером. Мне даже было интересно, что за такой конь-верняк, но не хотелось подсматривать. Я бросила взгляд на второй заезд, на мой взгляд, там шанс был у четырех лошадей, и откуда у них взялся дурацкий один конь? Идиотские закулисные сведения…

— Извините… — робко сказал человек у меня за спиной.

Я обернулась и узнала девушку, ту самую, которая первый раз была тут в субботу, в день смерти Дерчика.

— Прошу прощения, здравствуйте, вы случайно не видели пана Завейчика?

— Не знаю, — ответила я. — Здравствуйте. А кто такой пан Завейчик?

— Тот пан, который со мной был, помните? Он куда-то пропал, я его вообще не могу найти.

— А.., тот знакомый вашей тётки?

— Ну да. С субботы никто его не видел, я хотела проверить, нет ли его тут. А вы его не видели?

— Нет. Только в субботу в течение двух заездов, когда он сидел подле вас, а потом уже нет. Но ведь… Если это знакомый, может, вы его скорее частным образом найдёте?

— Как раз нет. Телефон не отвечает, а на фирме никто не знает, когда он будет. Я заезжала к нему домой, потому что у моей тётки к нему какое-то дело, но его нет. Я думала, может, он здесь… Он, по слухам, ещё ни одного дня бегов не пропустил.

— Он может быть на другой трибуне. Вы попросите, чтобы по радио объявили, что вы его ждёте в секретариате. Если он тут, то придёт. Если только не скрывается.

Девушка удивилась.