Социальное законодательство облегчало тенденцию к концентрации капитала и все то, что она с собой несла. Образцовая высокая заработная плата, сокращенные рабочие часы и хорошие условия труда — все это перемещает самое тяжкое финансовое бремя на средние и мелкие предприятия. Крупномасштабные предприятия его избегают, потому что они используют относительно немного труда и много машин. Любое вынужденное повышение заработной платы и любые увеличенные расходы, вызванные требованиями социального законодательства, вынуждали производителя экономить в другом месте. «Экономия» обычно принимала форму снижающих затраты труда механизмов.
Немецкие профсоюзы осознанно содействовали этому процессу рационализации, потому что они с неуместным оптимизмом верили, что технологическое перемещение рабочих приведет к большей занятости в отраслях промышленности средств производства и что последующее повышение покупательной способности повсюду увеличит производство и приведет к обратному поглощению безработных отраслями промышленности, производящими товары потребления.
Сталкиваясь с могущественной монополистической оппозицией, профсоюзы нуждались в помощи государства. Но в то же самое время рост правительственной экономической активности приводил к новому конфликту. Участвуя в промышленности как производитель и акционер, само государство часто становилось противником профсоюзов в вопросах заработной платы и условий труда.
Изменившийся состав рабочего населения и хроническая безработица эпохи депрессии в известной мере ослабили притягательность профсоюзов. Их членство уменьшилось, а безработица опустошила их казну. Им пришлось отказаться от выплаты своих пособий — в тот самый момент, когда широкая безработица заставила резко сократить и размеры, и число государственных выплат по безработице.
Число неквалифицированных рабочих, инспекторов, административных чиновников, продавцов и работающих женщин выросло в пропорциональном отношении, и их было чрезвычайно трудно организовать. Возросшая роль профессий и оплачиваемых должностей усилила значение их профсоюзов, но большинство из этих профсоюзов было по мировоззрению средним классом. Оплачиваемый и профессиональный работник не хотел «быть сведенным до уровня масс. Он боролся, чтобы сохранить свой статус представителя среднего класса и его привилегии, и он добился успеха. Белые воротнички и чернорабочие по-разному рассматривались в социальном законодательстве. Выплаты социального страхования была выше для первого. Период уведомления, который предусматривался до увольнения, был более длинным. Ни одна партия не осмеливалась выступать против их требований, как и против требований мелких государственных чиновников, прихвостни которых имелись в каждой политической фракции. Позиция капитала было простой — разделять, чтобы властвовать; привилегии давались маленькой группе за счет большой. «Новый средний класс», таким образом, стал цитаделью национал-социалистов.
Даже обращение профсоюзов к профессионально-техническим интересам рабочих было ослаблено возросшей правительственной деятельностью в регулировании заработной платы и условий занятости. Арбитражная система, правовое расширение коллективных соглашений о заработной плате с неорганизованными рабочими, социальное страхование по безработице и все атрибуты социального страхования заставили рабочего почувствовать, что он больше не нуждался в своем профсоюзе. Если государство заботится обо всех этих вещах, то в чем польза профсоюзов? — в Германии это был знакомый всем вопрос.
Число забастовок постоянно уменьшалось. В 1931 г. немецкими профсоюзами не было объявлено ни одной наступательной забастовки. Предполагаемый риск стал больше, успех менее бесспорным. Только крупные забастовки солидарности могли рассчитывать на реальную перспективу победы. Любая забастовка могла легко привести к гражданской войне как в силу острого политического кризиса, так и потому, что в монополистической экономике любая забастовка затрагивает всю экономическую систему и само государство.
Коллективистская демократия, наконец, связывает профсоюзы и государство более тесными отношениями. Хотя профсоюзы остаются независимыми и свободными, их тесный контакт с государством вынуждает их занимать психологическую позицию зависимости, которая препятствует забастовкам.
Ни профсоюзы, ни политические партии не смогли справиться с новой ситуацией. Они стали бюрократическими органами, связанными с государством бесчисленными нитями. В 1928 г. Социал-демократическая партия хвалилась своими феноменальными достижениями в управлении. Следующее статистическое резюме было озаглавлено: «Цифры, которые каждый чиновник должен знать».[813]