Беги, а я буду отстреливаться (СИ)

Сжать зубы и, без единой эмоции на лице, принимать поражение. Чтобы тебя не шакалило из стороны в сторону даже от малейшего намека на боль. А еще он говорил: «Распрями плечи и иди вперед, что бы ни случилось». И Драко всегда так поступал. Шел по стеклу, которое высыпалось перед его ногами из коробки, с коротким названием «жизнь». Оно порой хрустело, как кости, прямо в такт каждому шагу.

Малфой давно превратился в пластилин: без скелета, без внутренностей и с огромной черной дырой за пазухой, которая хранила в себе все его сдержанные крики, ведь «нужно уметь держать удар».

Даже, если бьют кулаками, даже если забивают. Без эмоций. С гордо поднятой головой. Принимай, глотай, не прожевывая.

Мама всегда учила его человечности. В тайне от отца.

Она говорила: «бояться не стыдно. Это говорит лишь о том, что ты человек. Твое сердце бьется и ты живешь». Учила манерам, тонкостям общения, этикету. Делала все, чтобы приблизить сына к коммуникабельности. Что можно избежать удара одним лишь разговором, удачно подобранным словом. Можно избежать боли. Вот так она его учила.

Наверное, это называлось добротой.

— Ты будущий Лорд, Драко. Что нужно сделать когда входит дама в комнату? — говорила она.

Элементарно. Встать и поприветствовать ее.

— Будь вежлив, сын, — говорила она.

И он старался. В своих пределах, но старался.

А она говорила, говорила.

Все ее слова, сказанные когда-то, вся доброта, что она ему внушала, остались где-то далеко. Там, где стены родного Мэнора обжигали холодом и тишиной. Или, может быть, там, где в круглом зале суда Дементор высасывал последний хрип отца. А мама все говорила и говорила.

— А когда ты встречаешь знакомых, нужно улыбнуться и сказать…

— Привет, выблядок!

Драко раскрывает глаза от ощутимого удара в челюсть. Сознание очнулось сразу же и помахало кровавыми пальцами.

В горле першило и в глаза будто насыпали песка. Нос был заложен и он просто напросто не дышал, Малфой склонялся к тому, что он был скорее сломан.

«Держи удар, сын»

В голове слова отца включают свет. Бодрят лучше бодроперцового зелья. Он никогда им не пользовался, было достаточно воспоминаний и указов Люциуса. Малфой приподнимается и видит перед собой скованные веревкой руки, режет взглядом вперед и утыкается в чьи-то ботинки.

— Проснулся, ласточка? — голос тонкий и липко слащавый, как у портовой шлюхи из рассказов Блейза.

Драко тут же, от всплывшего имени друга, смотрит по сторонам. Ищет его. Восстанавливает последние события.

Они сидят с Забини в гостиной, о чем-то шутят, друг просит его достать из запасов гоблинское виски, и Малфой со второй попытки соглашается, удаляясь в погреб. Его останавливает на полпути сигнализация, которая сработала от чужого присутствия в доме. Бутылка соскользнула из хвата и разбилась, но он к тому времени бежал в гостиную, нацелив вперед палочку. Все случилось слишком быстро. Драко подбежал к Блейзу, который лежал на полу и стоило ему поднять голову, врезаться взглядом в корзину цветов, его оглушили прямиком в спину. Вот так вот тупо он проебался.

И теперь он здесь. Сидит на полу перед каким-то мужчиной, больше похожим на женщину. В костюме ядовито-оранжевого цвета, будто обтянутый золотой фольгой. Все в нем рыжее, даже волосы в толстой косе.

— Представляю сколько у тебя сейчас вопросов, — грубый, низкий голос звучит где-то слева, там где в тени спрятался еще один. — С каких хочешь начать?

Он нарушает свое укрытие и выходит вперед. Разительная противоположность первому. Огромный, как Хагрид. Такой же волосатый, с длиннющей бородой и кустистыми бровями. Глаза черные, как ночь. Как дно в котле. Мужчина подходит к «рыжему», который сидит на корточках перед Драко, и кладет огромную ладонь на его волосы. Гладит. Чешет за ухом. Отвратительное зрелище. Рыжий льнется к ласке закатывая глаза.

— А ты подрос с того момента, когда, я видел тебя в последний раз, — из-за бороды даже не видно его раскрывающегося от речи рта. — Я предупреждал Темного Лорда, что вашей семье не стоит доверять. И, как видишь, оказался прав. Быстро ты прогнулся под Министерство и помог им найти всех сбежавших.

— Кроме нас! Кроме нас! Не попались! Не попались! — рыжий сопит и распрямляется, облокачиваясь на плечо бородатого, ехидно улыбаясь. Теребит свою косу, расчесывая кончики волос прямо руками.

— Где Гермиона? — голос ломается ровно на ее имени. Черт.

— Мертва.

Драко дергается. Но связанные руки и ноги сковывают его действия. Внутри все рушится. И он больше не слышит слов отца. Не держит удар. Потому что это долбанное «мертва» режет без ножа, до скрипучей боли в лобных долях, прямо там, где еще слышится ее смех, прямо там, где еще звучит «я твоя». Мерлин, как это больно!

— Или, — громоздкий мужик шевелит усами, явно растягивая подлую улыбку. — С ней развлекается ваш Аврор.

Поддых. С ебанного размаха.

— Толиус, — почти шепотом осознает Драко.

И теперь у него ломаются кости от каждой буквы имени этого урода. Малфой рычит и дергается, но веревки сильнее впиваются в кожу. Жгут до мяса.