— Ну те самые, которые отравили отца приятеля, у которого Димка… Говорят, там в Питере каждый второй — бандит.
— Ну да, а Питерцы говорят, что в Москве каждый второй — миллионер. Не забивай себе голову ерундой. Просто мне нужно отыскать эту книгу.
— Зачем?
— Володька просил.
— Я не хочу, чтобы Димочка опять впутывался в какие-то криминальные истории.
— Да Димка твой уже впутывался во все, что мог. С чем тебя и поздравляю. А криминальные наклонности у него у самого имеются.
— Это ты о чем?
— А деньги кто у тебя утащил?
— А, это…
— Мелочи, конечно… Ладно. Он сейчас дома?
— Да, сидит, занимается. Учится.
— Свежо предание, а верится с трудом… Позови его к телефону, пожалуйста.
— Рит, только ты Бога ради, не напоминай ему об этой ужасной истории, он так переживает!
— Давай его сюда! — рявкнула я. В Таньке меня удивляла ее почти детская покорность. Она могла обзываться на меня, говорить гадости, но стоило только цыкнуть на нее как следует, она беспрекословно выполняла приказания.
— Теть Рита, здрасьте, — раздалось в трубке через какое-то время.
— Здравствуй Димочка, с приездом.
— Спасибо. Мама уже все Вам рассказала, да?
— Да, рассказала.
— Вы извините, тетя Рита, что я Вас так напряг…
— Ничего страшного, Дима, все бывает. Я, собственно, по делу хочу с тобой поговорить. Твоя мама мне сказала, что там у твоего приятеля искали какую-то книгу и не нашли, так?
— Да, — сдержано ответил Дима. Видимо, ему и правда не очень приятно было говорить на эту тему.
— Расскажи мне, пожалуйста, поподробнее, что это за книга.
— Это Библия, рукописная, переведенная на бретонский язык в восемнадцатом… Нет, в семнадцатом веке. В восемнадцатом ее нашли…
— Кто нашел, ты не знаешь? Как звали?
— Один священник по фамилии Пеллетье…
— Ле Пеллетье… Где он ее нашел?
— В Бретани на ферме какой-то…
— А точнее? При каких обстоятельствах?
— Ну это… — Димка замялся… — Он был в туалете…
— В туалете! Замечательно! В смысле, замечательно, что все сходится. Так, скажи, ты видел тот самый французский текст, где это рассказывается?
— Да…
— Где ты его видел в первый раз?
— Мне подарил копию Сашка Денье, тот самый приятель, у которого мы жили в Питере, и у которого отца отравили. Там еще было два письма, но они пропали.
— А копия первого письма? — А я ее Машке отдал… — Маше Петровой? — Да, но только я теперь не смогу у нее его взять обратно.
— Не надо. Копия у меня.
— У Вас?!
— Да, но сейчас не об этом речь. Ты знаешь, где сама книга? Библия?
— Нет. Это никто не знает.
— Не может быть. У меня есть ксерокс с одной страницы этой Библии.
— Да-а?! Откуда?
— От Иры Черемис. Ты с ней знаком?
— Не-а…
— Это подруга Маши Петровой.
— Ну я ж не могу знать всех ее подружек…
— Понятно. Значит, ты ничего не знаешь про книгу?
— Нет, там в Питере все из-за нее с ума посходили.
— Здесь, кажется тоже. Хотя, наверное, некоторые и до этого были слегка того. Что ты мне можешь рассказать про Мишу Колбаскина?
— А, он точно какой-то долбанутый.
— Ты хорошо его знаешь?
— Ну типа того… Бывал у него там такие вечеринки.. Он стихи читал. Истории которые сам сочинял, ирландские саги.
— И вы ездили на пикники под Москву.
— А да, он нас всех достал там со своей священной поляной.
— Мне он тоже что-то про это тоже рассказывал. Но к нашему делу это не относится. Кто собирался у него?
— Ой, да разные люди… Каждый раз разные. Но был так такой постоянный костяк: я, Сашка Стрешнев, он же Фергус, Маша, Андрей, Костя…
— Кто из них интересовался бретонскими текстами?
— Никто. Все за ирландщину тащились…
— Хорошо. Спасибо. Я еще раз выясню у Иры.
— Да не за что.. Вы это… извините, что так получилось.
— Ничего.
— Маму позвать?
— Ни в коем случае!
Димка тихонько рассмеялся на том конце провода и повесил трубку.Теперь мне оставалось только каким-то образом выйти на роковую красавицу Машу Петрову. Похоже, что Книга была где-то здесь, рядом и мне достаточно было протянуть руку и взять ее… Звонить Кобаскину?
Нет, пора с этой дурацкой историей завязывать! И чего я с этим всем ношусь, а, лягуши? Я повернулась к аквариуму. Лягушки сбились в кучку где-то в дальнем углу и не обращали на меня никакого внимания. Я взяла денег, накинула мое любимое драповое пальто, и пошла в «любимые продукты». Хотелось себя побаловать. Только вот чем — я еще не придумала.
Я никогда не жалела о том, что стала одинокой женщиной. Почему-то принято считать, что одинокая женщина — это несчастное, всеми брошенное существо, которое так и не смогло приспособиться к жизни. И почему? Ведь жить с самой собой, жить для себя одной, ни с кем не связываться и ни на чем не завязываться — это ж просто сказка какая-то! Ни мужа, ни детей, ни кухонной каторги! Захотела себе приятное сделать — пожалуйста. Только вот чего бы такого купить, недорогого и вкусненького?