Беглая Русь

Соня сознавала, что последние слова произнесла не столь твёрдо. Вот он и осмелел. А надо было по спине огреть кулаком; думает, если один раз ошиблась, то и второй можно? Нет, этого она не допустит и пусть не надеется на лёгкий успех. Она не Алина Ермилова, которая не пропустит ни одного мужчину. Между тем признанию Кузьмы ей почему-то хотелось верить, уж такое доверчивое сердце женщины, и могла рассчитывать на него, как на вполне надёжного жениха, он действительно производил впечатление искреннего человека, который говорит и думает одно и то же. Разве Кузьма был похож на обольстителя, стремившегося во что бы то ни стало завоевать её расположение? И Соня, думая так, пристально глянула на парня, желая понять, права ли она или хочет сама оправдать его; хотя в темноте так и не уловила выражения его лица…

Её последние слова Кузьму не обидели, он и до этого слушал её мягкий приятный голос, улавливая в нём нотки сомнения и понимал, что сейчас ничто не могло заставить его отказаться от неё, и нечего долго думать, чтобы сделать ей предложение. Он чувствовал прилив своей страсти, которая передалась молодой женщине, что было видно по её не столь твёрдому тону, а это значит, она боится оттолкнуть его от себя. И если постараться, он может скоро сломить её сопротивление и она перестанет ему прекословить. Но что он тогда докажет своей животной страстью, которую не сумел сдержать даже силой воли; и он был огорчён, что Соня оказала ему сопротивление, и он испытал унизительное чувство, словно она врезала ему пощёчину.

– Ты хотела бы, чтобы я тебе рассказал о себе? – спросил он, пожалев только сейчас, что с этого и надо было начинать сближение.

– Вот наконец ты догадался, а то руки распустил… – мягко упрекнула она.

И Кузьма закурив, начал рассказывать:

– У своих родителей я был самым младшим, восьмым ребёнком, сполна познал нужду, голод, помню гражданскую воину, с неё не вернулись старшие братья и батя. Говорили, что их расстреляли красные лишь за одно то, что отказались воевать. И от стариков в станице я слышал: если бы не революция и война, народ теперь бы так не бедовал, и вы, приезжие, не скитались бы на чужбине от одного крова до другого, а может, вообще остались дома… И то, что жизнь повсюду понемногу налаживается, это вовсе не заслуга колхозов, а естественный ход жизни. Да, год от года выползаем из нужды, но медленно и было ещё очень далеко до нормальной обеспеченной всеми благами жизни… А работали бы не в колхозе, а на себя и быстрей бы шли в гору…

В приглушённый голос Кузьмы Соня вслушивалась с какой-то внутренней смутной тревогой. И страх всё больше сковывал её душу, она хотела одёрнуть его, чтобы замолчал, больше не говорил вольных речей, которые огорчали её, что он не одобрял ни революции, ни колхозного строя, ни советской власти. Но своей затаённой болью он так тронул её, что она тихо, затаив дыхание, слушала его необычные речи, расходившиеся с нынешней жизнью…

И только поэтому Кузьма представлялся Соне совершенно враждебным, вызывающим в душе решительное осуждение. Но так как на это не имела никакого права, Соня, не зная как поступить, смущённо опустила голову и подумала об отце, почему он привёл в дом человека, не признающего нынешнюю власть. Кузьма, уловив ее суровый взгляд и вместо того, чтобы узнать, почему она задумалась, стал её рассматривать. На её затылке подобраны волосы и повязаны косынкой; она теребила пальцами на платье концы пояса, уйдя в свои неутешные думы, и оттого казалось, будто потеряла к парню всякий интерес. Затем она быстро подняла на Кузьму глаза, разглядывая его скуластое, крепкое лицо, казавшееся, как ни странно, бесконечно родным, окутанным ночным звёздным сумраком, и от этого как бы от неё отделявшимся.

– Кузьма, почему ты хочешь казаться кем-то обиженным? – вдруг спросила она. – Разве можно смотреть на новую жизнь стариковскими глазами? Если бы не революция, ещё неизвестно как бы мы жили. Значит, она была необходима…

– Зато нынче много непонятного делается, я вот не могу жить и работать на себя дома. Прислали к вам, разве когда-то такое было возможно? 3а что моих родных постреляли, как собак, потому что они не хотели убивать, но мечтали пахать землю, растить хлеб, воспитывать детей?! А твой муж уехал учиться не по своей воле, когда мог вполне пахать, засевать землю…

– Не понимаю, если колхоз послал учиться, что в этом плохого? Когда такое было, чтобы предлагали учиться? Разве раньше по найму не работали батраки, мой тятька сказывал… Жизнь на месте не стоит. Колхозы создали не от хорошей жизни, чтобы вывести людей из вековечной отсталости и нищеты. Ты понимаешь, что в старое время крестьянам учёба была не по плечу, помещики давали всего трёхклассную грамоту. А моя мать вообще не умеет ни читать, ни писать. Отец ходил два года в церковно-приходскую школу…