Беглец

С большими усилиями образовавшееся воздушное пространство стало сдаваться. Словно оно не хотело впускать ладони Семеныча в себя и только поэтому стало недовольно собираться под ними. Как пена, которую трудно сжать, воздушная субстанция, тем не менее, устремилась обратно.

А Она глазами, как магнитом, собирала выходящий свет. Казалось, Она теперь не сможет оторвать своего взгляда от глаз Костика. Лучи света заискрились алмазным песком, и цвет их стал ярче. Семеныч не успел подумать о том, что происходящее может быть опасным для него, но за Нее стало страшно. На миг подумалось, что свечение больше не отпустит Ее и, мало того, способно втянуть в себя. И если Семеныча отталкивало от Кости, то Ее притягивало. Голова Ее опускалась все ближе и ближе к лицу мальчика. Рот Кости приоткрылся, пытаясь ухватить воздух. Из груди вырвался хрип.

Ладони Семеныча уже коснулись простыни, но мальчишка с невероятной силой выгибался дугой вверх, а его туловище била неестественная дрожь. Послышался треск ткани. Казалось, Костя сейчас разорвет простыню и вырвется.

Семеныч от испуга ударом обеих ладоней толкнул мальчишку обратно. Тот неожиданно обмяк, и его туловище упало на постель. Веки Кости закрылись. Губы сомкнулись.

«Умер», – в ужасе подумал Семеныч.

Она вздрогнула. Через секунду тишины и напряжения, Костя глубоко вздохнул и выдохнул.

Дыхание его возобновилось и стало ровным.

«Пошли», – со страхом попятилась Она.

* * *

Они лежали ни живые, ни мертвые. До тех пор, пока не отворилась тяжелая дверь в избу. Легкие шаги в темноте заглянули к младшим и направились в комнату Кости. Хозяйка передвигалась по половицам почти бесшумно.

Они замерли.

Спичка в комнате Кости чиркнула со звуком разорвавшегося снаряда.

– Как сладко спит мой сыночек, – ласковый шелест материнского шепота. – Не туго тебе? Не холодно? Пусть уйдет болезнь за леса далекие, пусть покинет тебя боль жестокая. Пусть сердечко твое твердо бьется. Придет чудо, и на ножки встанет Костя.

Шорох ватного одеяла. Шуршание пуховой подушки. Глухой скрип узкого настила рядом с Костиной постелью.

Безмолвный ветер за окошками затих, перестал посвистывать в щелях и трогать кроны высоченных лип, под которыми уснуло чье-то горе, и пряталось чье-то счастье.

– Лучи из его глаз входили в твои. Почему в твои? – не выдержал Семеныч, так и не уснув.

– Не знаю. Потому что я первая заглянула? – предположила Она. – Я ничего не поняла, что произошло. А глаза мне режет теперь.

– Может, умыться?

– Не буду я тут греметь.

– И я не понял, что это было. Вместо зрачков – отверстия в бесконечность. На много-много километров, – Семеныч прильнул губами к Ее закрытым векам.

– Давай спать, – прошептала Она. – Что-то мне не по себе. Может, это у него всегда такие судороги?

– Ну да, которые меня чуть к потолку не припечатали.

– А стоны?

– Какие стоны?

– Перед тем, как пойти к нему, ты сказал, что слышешь, как он стонет, – напомнила Она ему.

– Ммм, – прислушался Семеныч. – Нет. Сейчас не слышу. Спим.

– Что же это было?

– Судя по книгам, наверное, душа.

– И какая она?

– Очень сильная. Спи.

– Ужас…

– Как-то так, – согласился Семеныч.

* * *

– Вставай, – Она в поцелуе коснулась его носа. – Все проснулись.

Семеныч еще крепче зажмурился.

– Просыпайся, – засмеялась Она.

– Завтрак на столе, – Тая тут же просунула голову за занавеску, будто только и ждала, когда они заговорят. – Все поели. А Петр на пруд ушел с Манькой. Мама с Костей сидит. Вам наливать чаю?

Она приобняла Таю за плечи:

– Пойдем. Семеныч пока оденется.

Выскользнув из-за занавески, Она уставилась в комнату Кости. Он сидел, обложенный подушками, и сосредоточенно ел кашу. Мать подносила неполную ложку к его рту, Костя старательно делал несколько жевательных движений и, проглотив, открывал рот снова. Когда его мать обернулась, услышав шум, то Она увидела расширенные от удивления и слез ее глаза. Женщина даже не кивнула Ей, очевидно, еще не справившись с потрясением.

За Ее спиной возник Семеныч и также растерянно застыл, увидев спокойно сидящего Костю. Мальчик был немного бледен, но его взгляд больше не казался безумным, а лицо не искажалось гримасой.

Костя замер и взглянул на них.

– Гости у нас, – наконец, смогла вымовить женщина.

– Доктор, – невнятно пробормотал Костя свое первое слово, то ли спрашивая, то ли утверждая.

Женщина охнула, чуть не выронив тарелку из рук. Семеныч заметил, как трясутся ее руки.

– Ешь, ешь. Сил набирайся, – подмигнул мальчику Семеныч, разряжая напряженную атмосферу. Толкнул и Ее, замершую в одном положении. – Тая, где умыться можно?

– На улице можно или за печкой. Где хотите, – радушно она развела руками. – Будем пить чай с вареньем?

– Конечно, будем, – Семеныч улыбнулся и склонился к Ее уху. – Ну что ты встала? Умываться пошли.

– Я… я… – оторопело попыталась Она что-то выдавить.

* * *

Обратно ехали сначала молча. Каждый размышлял о своем.