Беглец

За перепалкой, выпучив и без того лягушачьи глаза, следил бармен. Диалог, достойный сцены Королевского театра музкомедии, происходил в скромном баре, расположенном на крыше отеля «Макумба», и бармен хорошо помнил недавнюю встречу двух офицеров, помпилианского военного трибуна и ларгитасского вице-адмирала. Офицеров он счел любовниками — и ошибся. Сейчас, сказать по правде, бармен готов был счесть любовниками и эту безумную пару — трибуна-помпилианца и хлыща из богемы, разряженного как попугай. Ну конечно же любовники! Как хорошо, как славно они собачились за графинчиком тутовой водки! Но бармен помнил о своем позоре — и не спешил со скоропалительными выводами.

Вместо выводов он принес скандалистам второй графинчик — первый опустел.

— Ты знаешь, — спросил Тумидус, разливая водку по рюмкам, — как умирают антисы?

— Знаю.

— Я имею в виду, как они умирают по-настоящему?

— Знаю.

Тумидус в изумлении уставился на Борготту. И по голосу, взгляду, по лицу, ставшему мрачней обычного, понял: знает. Не врет, нет.

— Откуда? Кто тебе сказал?!

— Ты забываешь, где я работаю. У нас говорят о многом. Но не все, о чем у нас говорят, выходит за пределы «Грядущего».

Бархатный сюртук цвета морской волны. Вставки розового атласа. Шитье золотом. Белоснежная сорочка. Красная бабочка в черный горох. Лосины жемчужного оттенка. Высокие кожаные ботинки на шнуровке. С годами, сменив театральные подмостки на кафедру инициирующей невропастии, пройдя путь от раба до коллантария, Лючано Борготта не изменил своим привычкам. Гардероб его хранил печать вызывающего шика, маскарада для привлечения внимания публики. Лицо тоже осталось прежним: хмурое, брюзгливое, без намека на улыбку. Костюм и лицо в сочетании производили на собеседника неизгладимое впечатление.

На кого угодно, только не на Тумидуса. Свои неизгладимые впечатления он уже получил.

— Ты хочешь проводить Папу туда? — Борготта ткнул пальцем вверх, намекая на космос. — Ты в курсе, что это опасно?

И Тумидус вздохнул с облегчением. Этот человек… Он уже согласился, этот человек, эта ходячая катастрофа, раз задает вопросы. Он готов рискнуть, провожая умирающего Папу на орбиту. Но это не значит, что он согласится снова, когда узнает, что задумал военный трибун на самом деле. Я бы тоже не согласился, отметил Тумидус. Предложи мне кто такой изысканный способ наложить на себя руки — нет, я бы и под угрозой расстрела не дал согласия!

— Покажи татуировку, — буркнул трибун.

— Зачем?

— Тебе что, жалко?

Вместо ответа Борготта снял сюртук, повесив его на спинку кресла. Затем расстегнул сорочку и спустил ее с плеча. Татуировка была на месте, там, где помнил Тумидус. Черно-красный орнамент из сплетающихся змей — лиан? шнуров? При длительном рассматривании узор начинал плыть перед глазами. Казалось, змеи шевелились, перетекая по кругу.

У бармена отвисла челюсть. Ниточка слюны стекла на подбородок. Неужели любовники, кричал весь вид бармена. Неужели все-таки любовники?!

— Доволен? — Борготта напряг мышцы. Змеи ускорили движение, цепляясь хвостами. Судя по торсу, Борготта все эти годы не вылезал из тренажерки. Судя по змеям, они тоже. — Иногда она меняется. Цвет, форма… Но сейчас она такая же, как в первый раз. Наверное, почуяла тебя.

— Ее тебе колол Папа, — напомнил Тумидус.

Борготта угрюмо кивнул.

— В тюрьме. Помнишь?

— Иди ты к черту! Думаешь, мне приятно вспоминать?!

Он соврал. Вспоминать было приятно.

…барабанщик жонглировал синкопами, форшлагами и триолями; с какого-то момента Лючано танцевал, сидя на скамейке, танцевал, не двигаясь, а карлик делал ему татуировку. Настоящую татуировку бывалых сидельцев, мастера которой наперечет по всей Галактике. Он так и сказал карлику, и его чудесно поняли, загудели с одобрением, а карлик кивнул, выставляя наборный рисунок из игл в деревянной матрице. Никаких лучевых «жгучек», безыгольных инжекторов — ручная работа!

Ну и хорошо, кивнул карлик, а меня зовут Папа Лусэро. Сморщилось обветренное личико, рука, похожая на руку ребенка, пригладила седые курчавые волосы. Глаза крошечного мастера прятались за очками с очень темными стеклами…[1]

— Знаешь, что он втер тебе в наколку?