Беглец

— О ком. Об антисах Ларгитаса.

Множественное число, отметил Тиран. Он сказал: антисы Ларгитаса. Это ведь ты был рядом с Натху, да? Почему ты бросил мальчишку на произвол судьбы? Почему спустился ко мне?! Что ты знаешь, Злюка Кешаб? Что ты знаешь, чего не знаем мы? О да, я тоже хочу переговорить с тобой, я очень этого хочу. Голову мне оторвут потом, значит мне пока что есть чем говорить.

— И еще. — Сложив ладони перед грудью, Злюка Кешаб поклонился часовому. Капрал только что шагнул в шатер и взял антиса на прицел. — Уберите, пожалуйста, оружие. Вы же не хотите, чтобы я взлетел?

Часть третья Дорога вспять

Глава седьмая Земляничные поля, или Нет, не верю

I

— Пошел вон!

Гюнтер взбрыкнул мохнатой ногой.

Криптид с досадой отдернул щупальце. Запрет, а тем более открытое сопротивление были криптиду не по нраву. Если ты уже, считай, дотянулся до чужой заветной пятки… Пятки? Нет, о пятках следовало забыть. Ноги кавалера Сандерсона заканчивались раздвоенными копытами с жесткими стенками и мысками, словно предназначенными для акробатики на горных склонах, и это было меньшее из всего, что волновало кавалера Сандерсона в данный момент.

— Вали, кому сказано!

Упругое желе, из которого состояло криптидово тело, взволновалось. Восемь щупальцев исполнили зажигательный танец, вздымая облачка пыли. Сапфировые глаза-блюдца уставились на козлоногого кавалера. Взор горел обидой: «Я же только потрогать хотел!» Ага, разогнался! Потрогать ему! Лиловый с прозеленью криптид был раза в два крупнее Гюнтера. Впрочем, Гюнтер не слишком опасался наглеца. Хотел бы сожрать — уже давно набросился бы и сожрал.

Молодой человек вряд ли справился бы и с одним спрутом. А уж со стаей из двух дюжин особей — и подавно. Ишь проглоты! Гюнтер нервно хихикнул, глядя, как вместо кавалера Сандерсона криптиды увлеченно едят землянику. Щелкали кривые клювы, похожие на клювы попугаев, ягода за ягодой вместе со стеблями и листьями отправлялись в места схождения щупальцев — там располагались рты и глотки.

В анатомии осьминогов Гюнтер был не силен. В анатомии хищных флуктуаций континуума — тем более. Хотя какие они сейчас хищные?!

Травоядные.

Земляничные поля простирались на многие мили вокруг. Ковер нежной зелени, россыпи алых капель. По мере удаления капли сливались в пунцовое море — всю округу залило яркой артериальной кровью. Дальше местность шла на подъем: там, среди охристых, сильно выветренных скал с терракотовыми уступами, разгуливали отдельные утесы. В отличие от обычных, стоящих на месте скал, утесы могли похвастаться цветом темной киновари. Прогулка их напоминала работу зубцов колоссального часового механизма.

Ну да, утесы бродят, а спруты едят землянику. Чего еще ждать от галлюцинаторного комплекса? Либо ты, братец, под шелухой, либо так оригинально сошел с ума. Других вариантов атеист Гюнтер не видел.

Над земляничной пасторалью уходил в зенит острый пик. Казалось, его выточили из слоновой кости. Вершина сияла ослепительным золотом, подобно солнцу. Гюнтер осторожно сдвинул восприятие, выныривая из-под шелухи. С интернатских времен он прекрасно знал, что такое вторичный эффект Вейса, но сейчас то и дело забывал об этом. Память ментала — идеальный инструмент! — вдруг начала давать сбои. Нет, не память, отметил Гюнтер. Я…

И оказался в космосе.

Совсем рядом — по галактическим меркам — полыхало облако жидкого янтаря. Всем своим существом, всем новым волновым телом кавалер Сандерсон жадно впитывал животворную энергию звезды. Сладостные лучи, сытные колебания полей вливались в него, восстанавливая силы после изнурительного перелета. Вокруг пульсировали, насыщаясь, мерцающие сгустки энергии, такие же как он.

Нет, не такие. Совсем не такие!

Ну вас в задницу с вашими сравнениями!

Гюнтер по-прежнему ощущал себя человеком — хоть в виде сплетения волн и полей, хоть в обличье козлоногого сатира. Попадая в галлюцинаторный комплекс при работе с пациентами, молодой человек оставался собой. Менялась лишь одежда: дудочник в пестром наряде. Сейчас же его облик претерпел куда более существенные изменения. Впрочем, только облик — разум и личность Гюнтера Сандерсона остались прежними. Натху тоже был здесь: косматый питекантроп с львиным хвостом. Отложив в сторону булаву, которой можно было сшибать планеты, мальчик улегся на живот. С довольным ворчанием он отправлял в рот ягоды: горсть за горстью. Эту личину Гюнтер помнил — сын транслировал ее отцу, сидя в детской комнате. Правда, тогда физиономия гиганта не была перемазана земляничным соком: рот, нос, щеки, рыжие бакенбарды.

Ребенком, даже завязавшись в узел, Натху нравился Гюнтеру больше.

На пригорке, скрестив ноги так, что хоть врачей вызывай, сидел аскет-брамайн. Темная кожа, синяя шея, густая борода аккуратно подстрижена. Гриву цвета растопленной смолы аскет стянул на темени в натуральный куст. Шкура леопарда через плечо, чешуйчатый пояс в виде кобры…

Пояс обиделся.

Пояс вскинул голову.