Беглец

Юрка пошел один. Он прошел опять до вышки, а потом повернул обратно и шел до самой скалы. Здесь море совсем осатанело. Волны пушечными ударами били в скалу, отвесными фонтанами взлетали вверх, ветер рвал фонтаны в клочья и бросал на берег. Юрка долго сидел у обрыва, слушал пушечный гром, чувствовал, как вздрагивает под ним земля, потом захотел есть и пить.

Дедовы гости уже ушли, но Максимовна не забыла жалобы внука, начала Юрку ругать, мамка обругала тоже, но Юрке было все равно.

К концу дня на мотоцикле приехал милиционер. Он наскоро расспросил, как все произошло, и записал всех в свидетели. Все были на месте, только не оказалось папки, он куда-то ушел, и никто не видел куда.

- Ладно, - сказал милиционер, - хватит этих. Имущество надо прибрать.

- Это нас не касаемо, - сказал дед, - мы туда не ходим, в это дело не впутываемся. Пускай дожидается, покуда та дамочка возвернется али родственники приедут. А хочете - забирайте али опечатайте как полагается.

- Я чем, пальцем опечатывать буду? Ладно, под вашу ответственность. В случае неприезда родственников сообщите.

Он покрутил ручку руля, стукнул сапогом по какому-то рычагу, мотоцикл затарахтел и укатил.

Папка вернулся затемно и пьяный. Мамка стала его ругать за то, что он опять пьет в долг и чем будет отдавать, а папка кричал, что это не ее забота, у нее он не попросит, а она дура, потому что не понимает, какой человек пропал и как бы он папке помог пробиться, познакомиться с тем московским художником... Юрка не любил, когда папка напивался, но тут он на него даже про себя не сердился - он не ожидал, что папка будет так переживать из-за Виталия Сергеевича...

За ночь ветер ослабел, а утром утих совсем. Но взбудораженное море ревело, грохотало по-прежнему, переправа не работала, и дорога была пуста. И вдруг к дому подъехала серая запыленная "Волга" с темными клетками на дверцах. Из нее вышли злой шофер, тощий парень в очках, который, несмотря на жару, был во всем черном, даже рубашка у него была черная, и поблекшая женщина с исплаканным запудренным лицом. Губы у нее были накрашены, но помада стерлась, осталась только по краям, и было видно, что губы у нее тонкие, а помадой она их дорисовывала, делала больше. Парень был такой же тонкогубый, но высокий лоб и тонкий хрящеватый нос у него были точь-в-точь как у Виталия Сергеевича. Юрка догадался, что это его жена и сын.

- Будь оно проклято! - сердито сказал шофер, вытирая потное лицо. Кабы знал, что такая дорога, сроду бы не поехал...

- Вам за это платят, - хмуро сказал очкатый.

- Да что мне те деньги? А машина обломается, кто будет платить?

Они не стали слушать шофера, пошли во двор. Навстречу им вышел дед, и тут же прибежали мамка и Максимовна. Лица у них были горестные, сочувственные.

- Мы получили телеграмму, - сказала женщина, - где-то здесь мой муж... здесь он... - Губы ее задрожали, она никак не могла выговорить нужное слово.

- Воронин Виталий Сергеевич, - сказал очкатый. - Где он?

Лицо деда жалостливо сморщилось.

- Где ж ему быть? Там...

Все посмотрели через ограду на ревущее вспененное море.

- Не нашли? - спросил очкатый.

- Пробовали. Куда там... Это ить море! Да еще шторм...

- Но почему здесь? Как он здесь оказался? - спросила Воронина. - Он же мне телеграфировал из Евпатории...

- Так они жили здесь. Вон там на бугре, в палатке.

- "Жили"? - повторила Воронина. - Кто это - "они жили"?

- Да была тут с ним одна гражданочка... Юлия Ивановна.

- А-а! - закричала Воронина, лицо ее исказилось. - Я так и знала, я догадывалась, что он опять с ней... Это она! Она его довела, погубила...

- Мама! - сердито сказал очкатый.

- Что, я еще должна стесняться, молчать? Не буду я молчать! Я ей все скажу... Где эта подлая тварь?

- В больницу увезли. Вроде шок у нее какой-то...

- Шок? Чтоб она не встала от этого шока!..

Воронина кричала и плакала, сын безуспешно пытался ее остановить. На лицах мамки и Максимовны было горестное сочувствие, а в глазах дикое любопытство. Пришел папка, сказал "здрасте" и приложил руку к кепке, но на него не обратили внимания.

- А вообще есть надежда отыскать тело? - спросил очкатый...

- Вполне свободная вещь, - сказал папка. - Когда в утопленнике образуются газы, его обязательно наверх выносит...

Очкатый неприязненно покосился на папку и повернулся к деду, ожидая его ответа.

- Кто же его знает? - сказал дед. - Когда шторм утихнет, может, и вынесет.

- А шторм надолго?

- Навряд. О сю пору редко когда затягиваются.

- Придется нам ждать, - сказал очкатый матери. - Пожить несколько дней.

- Где?

Очкатый скользнул взглядом по двору, усеянному гусиным пометом, по крашенным известью стенам дома.

- Не здесь, конечно. С гостиницей в Евпатории трудно, ну как-нибудь устроимся... А где машина, вещи? - спросил он у деда.

- Все в целости и сохранности.

Воронины пошли на бугор, дед и папка с ними, а Юрка следом. Очкатый парень стащил парусину с "Волги", а мать его влезла в палатку, и оттуда стали вылетать скомканные одежки Юливанны, потом вылетела ее сумочка, расстегнутый клетчатый чемодан. Воронина вылезла, распаренная духотой и злыми усилиями.