Беглец

- А задует норд-ост и сорвет. В два счета.

- В самом деле? - забеспокоился Виталий Сергеевич. - Он часто бывает?

- Ну, летом когда-никогда, - сказал дед, - осенью, зимой - дело другое...

Папка улыбнулся и спорить не стал. Он был рыбаком и знал лучше.

- И не скучно вам будет? - спросил он. - У нас же тут такая некультурная обстановка.

Виталий Сергеевич усмехнулся.

- Культура ведь не в том, где живешь, а каков ты сам.

- Ну, не скажите! Разве можно сравнить Ялту, например, или даже нашу Евпаторию. Там и магазины, и рестораны. И публика совсем другая. Пойдешь пройтись - одно удовольствие.

- Нам это не нужно. Мы, наоборот, искали места поглуше. А у вас тут великолепно - море, воздух и тишина.

Но папку не так легко сбить.

- Да уж тишина, как на кладбище. Не то что кина, радио и того нет.

- Радиоприемник у меня в машине, а в кино я и дома редко хожу, не люблю.

Юрка вытаращил на него глаза и не поверил. Как это можно не любить кино? Сам он ходил в кино, только когда бывал у бабушки в городе, в Евпатории. И все картины запомнил от начала до конца. Кроме одной, но та была муровая - про любовь. Они там без конца смотрели друг на друга, пели что-то тягучее и целовались. Кому это надо?..

- Так у вас, наверное, телевизер есть, - сказал папка.

- Есть. Для тещи. Она в этот ящик и смотрит с утра до ночи.

- Конечно, когда живешь в Москве, тогда понятно, вам тут отдыхать в самый раз, а доведись жить постоянно, вот как нам...

Папка тонко заулыбался, собираясь что-то еще сказать, но остался один. Юлия Ивановна позвала Виталия Сергеевича открыть чемодан. Папка еще постоял, поулыбался и ушел.

Дед подвязал тент, он надулся, захлопал под ветром, как парус.

- Большое вам спасибо, Тимофей Архипович, без вас не знаю, как бы и справился... А теперь зовите свою супругу. Как говорится, милости прошу к нашему шалашу. Отметим знакомство и новоселье.

Он доставил на стоя бутылку, в которой было что-то коричневое, как чай. Тут Юрка понял, что им надо уходить. Они уже ничего не делали, а просто сидели на земле и смотрели во все глаза. А уходить не хотелось, потому что Юлия Ивановна расстегнула "молнию" на пузатом желтом портфеле и начала доставать из него разноцветные тарелочки, стопки одна другой меньше и составленные одна в одну, а потом коричневые чехольчики, как для пистолетов, но там были не пистолеты, а складные ножи и даже ложки, а потом разные-разные консервные банки и баночки...

- Пошли, - сказал Юрка и поднялся.

- Стоп! - сказал Виталий Сергеевич. - Юленька, надо же угостить помощников.

Юлия Ивановна порылась в портфеле и протянула им конфеты в красивых бумажках. Каждому по две штуки.

- Да не, не надо, мы так... - забормотал Юрка, но конфеты взял.

Они отошли за куст и только тут начали рассматривать картинку. Они сразу ее узнали - Спасскую башню со звездой. А сбоку подпись "Столичная". Митька, не рассматривая, развернул и сунул конфету в рот, потом повернулся и побежал обратно.

- У вас еще такие есть? - спросил он.

- Понравились? - улыбнулась Юлия Ивановна. - Дать еще?

- Ага!.. Не, я хуч и не конфеты. Вы эти золотые бумажки не выкидывайте. Ладно? Они мне нужные...

- Хорошо. Только они не золотые, алюминиевые.

- Все одно! - мотнул головой Митька. - Они мне нужные...

- Тогда конечно, - сказала Юлия Ивановна. - Получишь все бумажки.

- А мне? - сказал Славка.

Он не выдержал и тоже вернулся. Хотел вернуться и Юрка, но в это время Виталий Сергеевич сказал:

- А где же справедливость? Ты ведь собираешь спичечные коробки. Так и будет: тебе коробки, ему бумажки.

Они ушли от палатки, но уйти совсем с бугра было выше их сил. И они слонялись вокруг, будто играя, что-то ища и стараясь подсмотреть, что там происходит, но так, чтобы их оттуда не видели.

Дед и Максимовна до темноты сидели с приезжими и разговаривали. Вернее, говорила одна Максимовна. Поговорить она любит, а тут люди новые, не только не перебивают, а еще и расспрашивают. И она пела, - пела и про то, как в тридцатом, совсем еще молодые, когда началась коллективизация, они уехали из тамбовской деревни и попали в Крым, и как горе мыкали, а потом дед поступил рабочим на дорогу, как самоуком до всего дошел и стал мастером, а потом, как настала война, деда взяли в армию, и всю дедову дивизию немцы забрали в плен под Джанкоем, и как пошла она выручать его из плена, а в Евпатории в то время высадился наш десант, и палили из пушек с суши и с моря, и бомбили с воздуха, и как побили всех наших бедных морячков, и как она помирала от страха, а все-таки шла и нашла дедов лагерь, и как хлопотала и добивалась, чтобы деда отпустили, и как его отпустили тощего да вшивого, и как привела она его домой, мало не на себе несла - она тогда сильная была, почитай, как конь, - и как уже вместе бедовали всю войну, все выдюжили, и как потом пришли наши, дед опять стал работать на дороге и снова стал мастером, и жить стало маненько легче, а теперь и вовсе слава богу, и как любит она, чтобы в доме всегда было тихо, все делалось мирком да ладком, такой у нее характер... Все это Юрка слыхал уже сто раз и знал наизусть.