Беглец

– Вьяса-джи. Этого будет достаточно…

Имя оказалось ключом. Вьяса-джи? Ключ открыл потайной ящик секретера, перед глазами возникли строки документа: личного дела?

– Вьяса Горакша-натх. – Гюнтер читал как по-написанному. – Гражданин Чайтры. Йогин ордена натхов, член Совета духовных лидеров. Входил в состав специального отряда под командованием субедар-майора Марвари. Я ничего не упустил?

Лицо аскета исказила гримаса гнева. Чувственный отклик, пойманный Гюнтером, не оставил сомнений: кавалер Сандерсон попал в яблочко.

Пальцы брамайна сжались на древке трезубца. Три острия вспыхнули опасным свечением. Шипя в унисон с коброй на поясе, змейки синих молний потянулись к молодому человеку. Гюнтер поднес к губам раковину, готовясь обрушить на врага шторм паники. Это для криптидов паника – пища. Справишься ли с ней ты, террорист?!

Змеи погасли. Брамайн ослабил хватку, лицо его разгладилось.

– Никогда так больше не делайте, – попросил аскет.

И добавил:

– Пожалуйста.

– Папа! Тебе помочь?

Натху мрачно поигрывал булавой.

От Гюнтера не укрылось изменение эмоционального фона аскета. Стоило мальчику предложить отцу помощь, как брамайн вздрогнул. Страх, подумал Гюнтер-невротик. Нет, не страх, опроверг Гюнтер-медик. Обида, ревность. Зависть высокой пробы. Эй, террорист, ты что, ревнуешь Натху ко мне? Сам метил в отцы?! В наставники?!

– Не надо, Натху. Если что, я позову.

– Хорошо. Я рядом, зови.

– Если хотите о чем-то спросить, – вмешался аскет, пытаясь сгладить ситуацию, – просто спросите. Тот, кто избегает насилия, достигнет лотосовых озер, прозрачных и спокойных. Тот, кто несет мир, наслаждается жизнью на небесах.

– Тот, кто прибегает к террору, – съязвил Гюнтер, – тоже наслаждается жизнью на небесах. Тот, кто крадет чужих детей, достигнет дна лотосовых озер и больше не всплывет.

– Спрашивайте, – повторил аскет, не вступая в конфликт.

– И вы ответите? Учтите, ложь я чую за километр.

– Рад за вас, шри Сандерсон. Полезное качество.

– Начнем с главного. – Гюнтер отложил раковину в сторону. – Как вы попали сюда? Как вышли в большое тело?

Аскет пожал плечами:

– Не знаю. Не помню.

– Ложь!

– Не могу вспомнить, хотя и пытался.

– Ложь!

– Прислушайтесь ко мне, я разрешаю. Вы поймете, что это правда.

– Ложь!!!

Правда, сказал Гюнтер-медик Гюнтеру-невротику. Кончай орать, болван.

– Зайдем с другого бока, – предложил аскет. – Как сюда попали вы? Я имею в виду большое тело?

– Не знаю, – ответил кавалер Сандерсон раньше, чем принял решение не отвечать на вопросы этого мерзавца. – Не помню.

III

– Боюсь, шри Сандерсон, вы мне лжете.

Техноложец, думает Горакша-натх с презрением, недостойным йогина. Презрение грозит перерасти в ненависть. Как этот ларги сумел выйти в волну?! Натху прихватил его с собой? Мать защитил энергококоном, а отца забрал в большое тело?!

Способ, при помощи которого ларгитасец оказался в космосе, волнует гуру едва ли не больше, чем собственное чудесное спасение. В конце концов, Горакша-натх – брамайн, они с Натху принадлежат к одной расе. Впрочем, Гюнтер Сандерсон тоже наполовину сорасец мальчика. Может, дело в этом? Какие-то особые тонкие связи, о которых не знаем ни мы, ни они?

Гюнтер Сандерсон молчит. Он очень долго молчит.

– Не помню, – наконец произносит он.

– Вы? С вашей памятью ментала?!

– С моей памятью ментала. Первый сбой за всю жизнь.

– Ты что-то забыл, папа?

Натху нависает над отцом. В голосе мальчика, на его обезьяньем лице – искреннее участие. Гуру больно слышать эти интонации от божественной аватары. Больно видеть сочувствие на лице Марути Озорника. Живое чудо, явленное расе Брамайн, льнет к надменному ларги. Называет отцом, готово беречь и защищать. И от кого? От чистокровного брамайна!

Трудно вообразить себе более тягостное зрелище.

С трудом гуру удается взять себя в руки. Идти на поводу у страстей – позор для йогина. Ты достиг желаемого, говорит себе Горакша-натх. Мальчик покинул Ларгитас, ты – в едином большом теле с молодым антисом. Достиг? Остался последний шаг. Натху еще не вернулся на мать-Чайтру, а ты еще не полноценный антис.

Цель близка, но путь длится.

Криптиды оставляют землянику в покое. Оборачиваются к Натху, замирают, воздев щупальца к небу, – фаги чуют перемену настроения вожака.

– Да, забыл. Я забыл, как мы оказались здесь.

– А что ты помнишь, папа?

– На нас напали. Этот террорист, – обличительный перст указывает на йогина, – и его приспешники. Я сражался, и не я один. Позже мы оказались в космосе. Ты стартовал, Натху? Ушел в волну?

Руками ларгитасец изображает взрыв.

– Ага! – смеется Натху.

И сразу мрачнеет:

– Было страшно. Я не хотел!

Что он делает, изумляется гуру. Он оправдывается?!

– Все хорошо, папа? – Мальчик снова расцветает улыбкой. Долго сокрушаться не в правилах детства. – Мы тут, вместе. Ты, я, хватики!

– Хватики?

Натху кивает на криптидов:

– Эти! Они все хватают.

– Только хватают?

– Хватают и едят. Пап, ты что? Ты хочешь жить назад?

– Жить назад?