Беглец

Яша не слышал врача. Он рассказывал свою мечту и не сомневался в истинности каждого своего слова.

— Даже эта женщина… Которая кричит… Она думает, что она безнадежная. Когда она увидит Гришу, она будет думать по-другому.

— Все? Если увидит, может быть, и будет. Бедный дурачок… У тебя в голове все окончательно перепуталось. Мы лежим на дне. Наш СОС никто не слышит.

Он положил телефонную трубку. Гудки стихли. После этого он достал припрятанную бутылку и вылил в стакан остатки.

— Тебе не предлагаю, не поможет. А мне… лишние тридцать минут примирения с окружающей действительностью. Будь здоров!

— Я пойду.

— Куда?

— За Гришей.

— Ты мне надоел со своим Гришей. Нет никакого Гриши! Понял?

— Он у меня наверху. У него с собой автомат.

— Автомат? Почему автомат?

— Не знаю. Он боится.

— Странно. Чего тут можно бояться?

— Я ему тоже объяснял.

— А он?

— Говорит, если что — будет стрелять.

— И ты его хочешь привести? Со всеми его симптомчиками? С автоматом? Так я тебя понимаю?

— Автомат он оставит, я попрошу.

— Оставит? Ну, тогда еще ничего еще. Значит, ты его приведешь, и они тебе поверят? Неглупо. Я бы даже сказал — гениально. Если чудес не бывает, их можно придумать. А потом вы все пойдете по водам… Может, и меня с собой прихватите? А что? Мы пойдем с тобой во главе толпы смертельно больных людей и будем петь «Марсельезу». Ты по-французски, я по-русски. Гриша вообще петь не будет, он будет мычать. Кстати, а кто понесет бабку? Она же не может ходить. Впрочем, это её проблемы. Захочет в Царство Божие — поползет на четвереньках, не захочет — пусть сидит и мочится в постель.

— Я её понесу.

— Тогда ты не сможешь во главе и не сможешь «Марсельезу». Да, а как мы уйдем? Двери-то закрыты. Как преодолеем?

— Откроем.

— Как? Выломаем объединенными усилиями? Или ты покричишь, чтобы пришел Митькин и открыл? Он, гад, все равно не откроет.

— У каждого человека должно быть право уйти, когда он захочет.

— Должно. В этом вопросе наши взгляды совпадают. Но только в этом. Дальше они расходятся в противоположные стороны. Я хочу уйти сам, ин-дви-ви-дуально. А ты хочешь изобразить инопланетянина в цыганском таборе. Принципиальная разница. Я хочу сдохнуть в одиночестве! Мне не надо сопровождающих! Гриши не надо! Тебе тоже придется обойтись без него. Хотя очень хотелось бы посмотреть…

— Сейчас приведу.

— Не приведешь. Нет его. Не существует. Ты его выдумал. Очередной твой закидон. Вроде общения с декабристами. Все очень просто, Яков. Нет декабристов — нет Гриши. Все.

— Есть, — твердо сказал Яша.

Врач долго молчал.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Придется тебе доказать. Поднимаемся к тебе. Если Гриша в наличии — открываем двери, и все уходим. Если нет — извини. Продолжаем лежать на дне. Договорились?

— Договорились, — обрадовался Яша. — Только я пойду первый. Надо его предупредить.

— Милый мой… Нас давно уже предупредили, что твой Гриша еще две недели тому назад найден в заброшенной железнодорожной сторожке в полуразложившемся состоянии. Выводы следствия — самоубийство. Выстрел из охотничьего ружья в рот. Ружье рядом. Просили предоставить жену для опознания трупа. Мы, естественно, отказали. Там никого нет, тебе придется с этим согласиться. Чудес в этой жизни, к сожалению, не бывает. Она проста и глупа. Как порок сердца или рак прямой кишки.

Они медленно поднимались по крутой лестнице. Гулкие шаги, гулкие голоса множились каменными сводами. В посветлевшем подкупольном пространстве на противоположной стене четко обозначилось изуродованный временем и человеческими руками, но все еще прекрасный лик Спаса…

Яша пытался удержать врача.

— Пожалуйста, Виктор Афанасьевич… Он испугается… Он говорил, чтобы только я…

— Ему нечего бояться, Яша. Он давно уже умер.

— Он не будет говорить с вами. Он только со мной…

— Естественно… Ты все время разговариваешь сам с собой.

Яша начал понимать, что сейчас может произойти. Он догнал врача, обхватил его руками:

— Виктор Афанасьевич… Он может выстрелить.

— Это уже неинтересно. Стреляющие фантомы… Перебор. Хотя меня бы это устроило. Доказывать так доказывать. Весомо, грубо, зримо. Уберите руки, Яков Борисович…

— Нет, — замотал головой Яша.

Врач рывком освободился от его объятий и оттолкнул. Яша шумно сорвался на несколько ступенек и едва удержался за перила. Врач продолжал подниматься.

— Не бойтесь, это дежурный врач, — закричал Яша. — Я о нем рассказывал…

Врач подошел к двери.

— Глубокоуважаемый Гриша! В целях избежания напрасного кровопролития, предлагается немедленно сдать имеющееся в наличии оружие и проследовать за нами в качестве наглядного доказательства безграничных возможностей человеческого воображения. В случае сопротивления вынуждены будем прибегнуть к грубой физической силе…

Яша уже почти добрался до площадки перед дверью, когда врач демонстративно широким жестом распахнул дверь и шагнул навстречу выстрелу. Он изумленно посмотрел на Яшу и упал лицом вниз.

— Вроде как стрельнули, — сказала Вонючка.

— Дверь хлопнула, — не согласилась Зинка.

— Долго как… — прерывисто вздохнула Вера.