Беглец

— Почему на машину? — удивился Яша.

— Так это… Колька, племяш… Дом ему помог, корову купил, стенку, как супруга моя скончалась, считай почти новую отдал. Денег сколько раз… Прибежит — то одно, то другое. Обрадовался поганец. Теперь, предполагает — его жигуленок. Мне, как в Афгане тяжело раненному, еще при прежней власти выделили. Я на нем, считай, и не ездил. Новый совсем…

Они прошли мимо. Врач выбрался из своего укрытия и подошел к кабинету главного врача. Пригладил волосы, постучался. Не дождавшись ответа, взялся за ручку и сильно дернул. Дверь дрогнула, но не поддалась. Тогда он взялся за ручку двумя руками и дернул изо всех сил. Замок не выдержал, дверь распахнулась.

В палате все смотрели на Николая Степановича. Яша стоял рядом.

— На цацки твои поглядишь, боевой вроде мужик, а хуже Верки. Нашел на что обижаться, — сердилась Зинка. — Меня про этот коммунизм спроси, я и не скажу толком. Так… выдумали на нашу голову. Таська, может, ты знаешь?

— Спать хочу, — обиженно буркнула Тася.

— Не нашего ума это дело, — встряла Вонючка.

— Это когда все люди поровну жить будут. И по любви, — мечтательно улыбаясь, объяснила «покойница».

— Я с тобой, может, поровну не захочу, — не сдавалась Зинка. — Мне одного мужика сейчас за глаза хватит, а Таське их десяток подавай. Какое у нас с ней равенство?

— При коммунизме каждый будет жить, как захочет, — тихо сказала Нина Тарасовна.

— Так хотелка тоже неодинаковая, — напористо продолжала Зинка. — Я так захочу, ты эдак. И будем друг дружке на ноги наступать.

— Я из-за него людей убивал, — тихо, словно самому себе, сказал Николай Степанович. — Какое мне теперь оправдание, если они его и знать не желали?

— Сам, что ль, убивал?! — еще больше взъярилась Зинка. — Приказали, вот и палил во все стороны. А не стал бы, так тебе бы быстро место сыскали. Пусть те, кто приказывал, ложатся и помирают. Тоже мне надумал. И так мужиков, как в степи пеньков. Дом-то хороший бросил?

— В нашей местности лучше ни у кого.

— И деток не имеется?

— Не довелось. Не рассчитали мы с покойницей это дело. Пасеку жалко. Двадцать семейств содержу. Как они там без меня? Оголодают в такие погоды. Кольке только машину подавай, а что живое — огнем сгорит. Собаку и ту извел…

Врач сидел за столом в кабинете главного врача и писал заявление. Размашисто расписался и, далеко отстранив от себя листок, вслух прочитал написанное:

— Главному врачу участковой больницы номер один Н.Н. Курбатовой. Заявление. Уважаемая Наталья Николаевна! Вопреки вашему необъективному мнению, что я не способен на окончательное решение, прошу уволить меня по собственному желанию с сегодняшнего числа, в связи с тем, что я не верю в наше совместное светлое будущее. В просьбе прошу не отказать.

Он оставил заявление на столе, на самом видном месте, тяжело поднялся и пошел к распахнутой двери. На вешалке рядом с дверью висел халат. Врач с ласковой осторожностью, как к чему-то живому, протянул к нему руки, нежно прикоснулся, провел пальцами сверху вниз и вдруг, сминая и комкая, сорвал и уткнулся в него лицом, жадно вдыхая несуществующий, но до реальной отчетливости воплощенный воображением запах женщины. Из кармана халата на пол упал ключ. Врач долго непонимающе смотрел на него, потом медленно наклонился, поднял…

— Бабу хорошую найди, она тебя живо к жизни возвернет. — Хочешь, вот Таську сосватаем? Пойдешь, Таська, а?

Таська захохотала.

— Пойду. Я ему целый чум ребятишек нарожаю.

— Если бы я был вашим сыном, я бы вас обязательно любил. Вы хороший.

— И Яшку с собой возьмите, — не отставала Зинка. — Чего ему тут горшки за нами выносить? Жените его там. Правда, Яша?

— Нет, жениться я не могу, — серьезно ответил Яша. — Я под сильное облучение попал.

— Ну, от этого дела я бы тебя вылечил, — тоже серьезно поддержал Николай Степанович. — У нас был один такой. Так он мед ел. Потом столько еще ребятишек настрогал. Лучше меда ничего нет. Любую болезнь выгонит. Козье молоко еще неплохое средство. Травы знаю — книга такая имеется. Через год-другой думать бы забыл.

— За чем дело стало? — гнула свое Зинка. — И сам бы ожил, и людям польза.

Николай Степанович мечтательно улыбнулся.

Врач распахнул заскрипевшую дверь и вышел на крыльцо. Туман подполз уже вплотную. За его медленно вспучивающейся стеной ничего не было видно. Одна за другой исчезали ступени крыльца. Вот уже и ноги по колена опутала клубящаяся серая сырость. Потом скрыла по пояс. Врач отступил на шаг, пытаясь вырваться из наползающей невесомой массы. Но она, словно приклеенная, потянулась за ним. Размытые щупальца коснулись горла, глаз… И вот уже почти вплотную не разглядеть было отступающую к дверям фигуру…

— А кто здесь все время кричит? — неожиданно спросил Николай Степанович. — Пока лежал, раза три или четыре такой крик был… А вы даже не интересуетесь.

Женщины переглянулись.

— Никто не кричал, — сказала наконец Вонючка. — Ни единого разу. Я бы услыхала, ежели что.

— Почудилось, — отрезала Зинка.

— Вы были в таком состоянии, что могло показаться что угодно, — поддержала ее Нина Тарасовна.