Беглец между мирами (СИ)

Шаги наверху зазвучали громче, предвещая чье-то приближение. Люк в потолке распахнулся, но свет, который сейчас ворвался в трюм, не был дневным. Славик выгнулся, подавляя стон от боли, которую ему причиняли кандалы, и посмотрел через отверстие в потолке. Он увидел в уголке люка множество звезд, которые мерцали в кромешной ночи. Затем они исчезли, заслоняемые темным силуэтом. На трапе показались ноги стражника, и когда он полностью проскользнул в трюм, Слава понял, что это тот самый громила, который поил их днем. Охранник зажег масляную лампу, и свет разрезавший темноту, полоснул беглеца по глазам. Он зажмурился от боли, но привыкнув к нему сквозь закрытые веки, вновь открыл глаза. Громила двигался осторожно, стараясь не скрипеть подгнившими досками под ногами. Поставив фонарь на бочку, стражник двинулся вглубь комнаты, где лежала груда грязных тел остальных рабов. Выхватив кого-то за руку, от чего зазвенели цепи, он вытащил связку ключей из-за пояса и снял оковы с молодой, но очень замызганной девушки. Охранник потащил ее на центр трюма, где стояли бочки, на одной из которых тускло светила лампа. Девушка начала немного брыкаться, но мощная пощечина выбила из ее хрупкого тела весь пыл. Страж закинул ее на бочку и схватил за край ее черного от грязи платья. Она повисла безжизненным жгутом на бочке, а охранник, выламывая ей правую руку, расстегнул одной рукой свои штаны. Он одним грубым движением вошел в нее, и она закричала от боли. Страж вывихнул руку девушке еще сильнее и, шипя едва слышным, злобным шепотом, велел ей заткнуться. Девушка подчинилась и остаток времени, просто молчала, ожидая, когда страж перестанет ее насиловать. Спустя минут десять, охранник отпрянул от пленницы, глухо взвыв от удовольствия, и схватив девушку за волосы, потащил ее обратно к остальным рабам. Он надел на нее оковы и, потушив на трапе фонарь, выбрался наверх. Темнота вновь наполнила собой трюм, и Славик перестал различать даже силуэты остальных рабов. Только тихие всхлипы и женский плач стали аккомпанементом той тихой, душной ночью.

* * *

Утром следующего дня в трюм спустился уже другой стражник. Видимо вахта насильника закончилась и он отдыхал. У этого стража тоже был бурдюк в руках, но он его чуть не выронил, когда спустился с головой в помещение. Причиной тому был запах, который пропитал даже доски и обшивку корабля. Запах из смеси немытых тел, людских испражнений и гниющей плоти. Страж проделал ритуал с бурдюком, опаивая неизвестной жидкостью своих пленников. Вячеславу сразу стало понятно, что жидкость предназначалась для содержания рабов в полусознательном состоянии. Таким образом, их не нужно было кормить или ожидать бунта со стороны невольников. Жидкость превращала людей в овощи, которые не способны не только на бунт, а даже на то, чтобы пошевелиться. Славик принял решение, что не станет пить эту гадость, чего бы ему это не стоило.

Когда очередь дошла до него, Слава попытался вырваться из лап стражника, но сил у него почти не было, и охранник без труда заставил его выпить содержимое бурдюка, больно ударив кулаком в лицо. Он, все же, не смог сдержать несколько глотков, ворвавшихся ему в горло, но остальные он набрал в рот, делая вид, что продолжает пить. Охранник удовлетворился этим и пошел поить остальных. Славик дождался его ухода, а затем выплюнул всю жидкость под себя. Затем он заложил два пальца в рот, поглубже пропихивая их себе в глотку, вызывая рвоту. Рвать было нечем, ведь он не ел уже несколько дней, но немного желчи вместе с ядовитой жидкостью вышло наружу. Он обтер рот рукой и посмотрел в сторону открытого люка, обращая свой слух в сторону крика приходившего стража. Тот кому-то отвечал на вопрос, почему не закрыл люк, на что страж ответил, что в трюме стоит такая невыносимая вонь, что его чуть не стошнило. Голос ему что-то ответил, но люк трюма так и остался открытым.

Свет в трюме был не сильно яркий, хотя солнце светило очень сильно. Славик осмотрелся и увидел остальных пленников. Они были измождены и грязны, в мелких ранах и кровоподтеках. Их лица кривились от боли, а глаза едва блестели в полуосвещенном помещении. Он видел, что нужду люди справляли прямо в трюме, не утруждаясь даже отползти в сторону. Хотя кандалы на их конечностях и не дали бы им это сделать. С краю ото всех рабов, сидела девушка, откинувшись на стенку спиной. Ее ободранное платье едва закрывало гениталии, а на том месте, где она сидела, текла тонкими струйками кровь. Слава подумал, что это естественный физиологический процесс, происходящий каждый месяц с женщинами, но вскоре понял, что насильник, приходивший ночью, порвал ее гениталии, и она медленно истекала кровью. Ее взгляд был такой же отрешенный, как и у всех остальных рабов, которые пили жидкость из бурдюка охранника.

Славе от этих видов стало невыносимо тошно и обидно. «Каким надо быть зверем, чтобы так обращаться с людьми?» — думал он. Его разрывала злость и ненависть к этим скотам, и все чего сейчас он желал — это вырваться из своих пут и убить всех, до единого на этом корабле.