Глава 52. Песенное настроение
Практически всё время до отъезда я по-прежнему валялся в своей комнате, меланхолично перебирая струны гитары.
«Стонет сизый голубочек», – так, перефразируя Ивана Дмитриева, называла это состояние Аська. Я не стал напоминать жене Артура, что вообще-то в этом стихотворении довольно печальный финал, причём именно для голубка. Понятно, что девушка всего лишь прикалывалась над классическим произведением эпохи сентиментализма и предромантизма, вырвав фразу из контекста, но я находил какие-то нехорошие параллели в своей судьбе. Увы, подружку свою бедный верный голубок так и не дождался, и когда она прилетела, было уже несколько поздно.
Иногда в комнатенке появлялся Лонг, и «стонали» мы уже дуэтом, разводя привычные любому человеку, занимающемуся пением, двухголосия в терцию. Особого смысла в этих посиделках не было: мы, привыкшие к постоянному движу, просто маялись от безделья. Это все мужики в доме и Баожэй работали, а мы с Лонгом бесцельно валялись в кроватях, потому что я «бесогонские» приёмы не вел, ибо «болел» (
Лонг внезапно опять предался тоске по бывшей возлюбленной, как время от времени бывает у любого одинокого человека, ну и я в целом был в таком же настрое. Собственно, поэтому мы и выводили целыми сутками надрывные рулады, доводя Аську до белого каления.
– негромко напевал я, аккомпанируя себе на гитаре.
Я в кои-то веки выбрался на диван в зале из своей спальни. Для меня это было огромным достижением этой недели. С домочадцами по непонятным причинам в последнее время я в принципе старался не пересекаться.
– Лев – это я, что ли? – хмыкнула Ася, прервав моё пение.
– Иванка, – пошутил я.
– То-то я смотрю, к чему это она в жёлтый цвет свои патлы выкр-р-расила.
– Она не планировала краситься в жёлтый цвет, просто краска так легла неудачно на её прежний синий, – заметил Лонг.
– Если Шпилька – лев, тогда я вол, исполненный очей, – заметил я. – Аз есмь страдание, а она – воскресение. А, хотя нет: я лев – воскресение из мертвых, а она – страдание. Но, с другой стороны, не всё так однозначно… если поглядеть на это с другой стороны…
– А я – золотой орел небесный, – прервал меня Лонг. – Вот только Рая мне что-то не видать, хотя я шествую и шествую... Поменяй песню, что-то… как-то… грустно, короче. Аллюзии такие… гм.
Я снова забренчал на гитаре.
–
– выводил я строки известного романса.
– Толь, вот р-р-реально, заткни фонтан, и без тебя тошно, – заметила Ася, пытаясь разобраться в схеме вязания детской кофточки.
Я замолчал, но играть на гитаре не прекратил.
– Ты неправильно петли набрала, – тыкнул в спицы Лонг. – Поэтому у тебя фигня вместо тигриной мордочки получится.
– Ну конечно, вам же виднее, – сварливо сказала Ася, передавая китайцу вязание. – Вообще пор-р-ражаюсь, почему вы оба вяжете? Это же не мужское занятие. Подозр-р-рительно как-то…
– Не вижу ничего подозрительного, – заметил Лонг. – Юэлао, управляющий красными нитями судьбы, именно старик, то есть мужчина в возрасте. А там где нити, там и умение ими пользоваться. Связывать, развязывать, ткать общее полотно жизни… Это шутка, если что.
– Несмешная шутка.
Лонг сокрушённо покачал головой, а потом продолжил песню за меня, параллельно ловко исправляя косяки в Аськином вязании:
Я присоединился к нему, и последние строчки мы закончили дуэтом:
– Господи… был один сизый голубочек, теперь их два, – скривилась Ася. – Иванка, случайно, не поёт? А то, может, тр-р-рио организуете?