– Обязательно, – с совершенно постным лицом ответил я. – Вот брошу ванговать, и сразу в певцы подамся. Всенепременно стану популярити.
– Иди ты на хрен, Ася, – всплакнул Лонг, откладывая вязание в сторону. – Красивый старинный романс. Нечувствительная ты.
– Очень даже чувствительная. Голубые цветы у них расцвели, мечты, понимаешь, разные пробуждают… Милого друга они ждут… Мне это не нравится. Остановитесь в своем неистовстве.
– Это отсылка к хандре и тоске. Цвет грусти.
– Ага, ну я так и поняла. От скуки уже крыша поехала. Делом займитесь, оболтусы.
Ася лукаво посмотрела на нас и ушла было к себе, забрав клубок и спицы, но вскоре из коридора послышалось негромкое пение, явно рассчитанное исключительно на нас с Лонгом:
Айгуль и Гульнара, поливающие в зале цветы, захихикали.
– Ася! – прикрикнул Лонг. – Ну совесть где? Я же тоже могу про вас спеть!
– Не зли меня! – возникла, точно из ниоткуда, Ася. – Пр-р-рошу не петь «Ночь светла», значит, так и надо поступить. Навер-р-рное, есть же причина.
Гуля и Айгуля потупились.
– А что тебя смущает в классическом романсе?
– Главным образом, подтекст.
– Какой, на хрен, подтекст? – возмутился я. – Парень, лирический герой, грустит о девушке. Вот и вся история, вложенная в романс. Или что, тебя смущает, что романс был впервые опубликован в 1885 году в музыкальном приложении к еженедельному журналу «Радуга»? Ты, блин, какие там смыслы увидела, поясни?
– А, – задумалась Ася. – Вы в этом ключе… Нет, я думала, вы хохмите на тему обор-р-ротней. Мне это не нрр-р-равится. Такой юмор-р-р я не люблю.
Я удивлённо воззрился на девушку.
– С чего бы это вдруг такие ассоциации?
– Ну ночь… луна… цветы…
– Вот ты загоняешься, конечно, – вновь забренчал на гитаре я. – Ты что, «Гарри Поттера» или «Сумерек» пересмотрела? Белла должна русские романсы, по твоей концепции, исполнять? Интересно…
– Забей, – отмахнулась девушка и ушла к себе.
Я задумчиво посмотрел ей вслед. Странные у нее настроения. Беременность так сказывается, что ли?
– Привет, – осторожно поскреблась в дверь Баожэй. – Я пришла с работы. Голодная. Что обсуждаем?
– Оборотней и их привычки, – вздохнул я, и начал совершенно некстати цитировать недавно прочитанную в интернете статью. – Оборотней можно определить по следующим приметам, судите сами. Первое. Беспокойство во время полнолуния. Ася, Артур и их друзья – данное свойство имеется. Второе. Наличие на теле многочисленных шрамов. И тут совпадение. Третье. Густые сросшиеся брови. О, надо же, бинго. Четвертое… Что там насчет ярой нелюбви серебра? Стайности и…
Внезапно я сам себя прервал, а потом ехидно произнес:
– Шпилька, ты, случайно, не оборотень? А то дерёшься ты, конечно, знатно. Кровушки ты у меня столько попортила…
– Это точно, – подтвердил Лонг. – Ой, попортила…
– Не, я не оборотень и не вампир, а паразит, если верить нашему дорогому папуле Лонгу. Я бы, кстати, не верила. Сам он паразит.
Китаец так и покатился со смеху. Баожэй недоумённо поглядела на него.
– Я что-то не то сказала? – уточнила девушка, хмурясь. – В чём причина веселья?
– Ты всё так сказала, дорогуша, – ответил я, снова принимаясь бренчать на гитаре, в этот раз необычайно агрессивно:
Я кинул гитару на подушки и поднялся с дивана.
– Валить пора, вот что я скажу, – заключил я, бредя на кухню разогревать обед для Баожэй. – В
Баожэй понимающе покивала головой, привычно берясь за телефон и снимая с экрана блокировку.