Резкая боль в спине, пояснице и животе. Тошнота. Рвота. Глубокий обморок. Точную последовательность я уже не помню… Помню лишь страшную боль, как от удара тока. Боль, которая на диво быстро распространялась по всему телу, заставляя выворачиваться наизнанку. Болело абсолютно всё.
Короче говоря, очнулся я уже в городской больнице на «каталке». Мне и раньше хирурги намекали, что было бы неплохо прооперировать грыжу, да и другие поводы для операций есть, но я всё откладывал. Вот… Шпилька, так сказать, максимально доходчиво своим точечным ударом кулака довела до моего сведения, что некоторые вещи откладывать нельзя.
* * * * *
Лёжа в стерильной операционной незадолго до операции, я поначалу не очень волновался. Гораздо больше меня беспокоило, если честно, что я вынужден был стянуть с себя отнюдь не парадные трусы (хотя мне клятвенно обещали, мол, этого делать не надо), и лежал абсолютно голым, пусть и накрытый хорошо выглаженной простыней.
Лежать перед хихикающими молоденькими девочками-медсестричками, перебирающими какие-то светло-коричневые тряпки и марлевые маски,
Ещё менее комфортно стало, когда меня начали пристегивать ремнями за руки и ноги к распоркам, вкололи в вену какой-то препарат и направили на меня огромную яркую лампу. Я прекрасно понимал, зачем это делается, но легче от этой информации мне не было.
Липкий, противный страх волнами начал накрывать меня, когда я понял, что в операционную, наконец, вошел хирург, и анестезиолог начал аккуратно подавать в надетую на меня маску то, что по идее должно было меня отключить полностью. Я успел досчитать до трёх, прежде чем у меня онемел язык, и я закатил глаза, надолго вырубившись.
Отличная анестезия. Почти мгновенная.
Глава 35. Видения
Совершенные дикие вещи мне явились под наркозом.
Поначалу я
В тот момент я реально решил, что это навсегда.
Ну вот и всё.
Совершенно жуткие ощущения беспомощности и безнадёги, когда даже жаловаться некуда и некому. Да и плакать бесполезно.
Потом картинка сменилась.
Передо мной предстал белый светлый квадрат непонятного помещения. Белый потолок. Белые стены. И голос, чуть надтреснутый и хриплый, произнёс: «Э, нет, дружок, тебе ещё рановато сюда… Живым тут не место! А ну-ка, проваливай!» Резкий толчок в то, что когда-то, видимо, было лбом, и я снова оказался в темноте. Но не густой, как в первом видении, а вполне себе космической. Какой-то бесконечно-звёздной. Изначальной. Дышалось тут на удивление легко, хоть и было несколько прохладно.
Я видел над собой склоненных Шпильку, Лонга и Йо-йо в странно-комичных формах.
Шпилька с рогами на голове, непривычно длинная и худая, суетилась и клацала заострёнными, как у акулы, зубами. Густая шёрстка чертовки имела отчётливый синевато-зелёноватый отлив. Довольно курьёзная картина. Длинный хвост с кисточкой так и ходил из стороны в сторону, выказывая сильное беспокойство своей владелицы.
– Дяосюэгуй, угомонись, – рявкнул Лонг, глядя на чертовку огненно-красными глазами, и та плюхнулась перед ним на колени. – Не мельтеши. Всему своё время. Он придёт в себя. Всё вспомнит. Обещаю. Все через это проходили.
Лонг меня не на шутку удивил.
Белый. Абсолютно белый. Неумолимый, точно сама смерть. Длинные белые прямые волосы. Белое ханьфу, расшитое серебром и украшенное самоцветами. Белые сапоги. А над ушами... Что это такое, святые небесные драконы??? Плавники??? Или что??? И почему у моего приятеля на руках чешуйки???
– А если нет? – ревело странное шерстистое существо, вцепившись в полы белого ханьфу Жени. – Он никого из нас не узнаёт… никого… сколько можно… я устала ждать… Ускорьте…
– Должен, – холодно произнёс Гера. – Вспомнит. Поймёт. Примет. Жди.
– Ай… – выло странное существо, которое, по сути, и чёртом, и дяосюэгуем являлось с большой натяжкой, – да когда это будет… Вообще нет никаких сил терпеть…
Дяосюэгуй залезла в висящие в воздухе странного вида сапоги и принялась на них качаться, как на качелях, явно сама себя успокаивая.