Беглец отовсюду

— Спасибо господину Бонку. Он с первым же обедом для Пола прислал и барыши. С таким, знаешь, витиеватым письмом — посчитал, что его благодарность за устроение мной ледника в траттории будет неполной без подкрепления чем-то там «существенным и поистине необходимым в новые непростые времена»… Я собирался ему вернуть, да не успел.

— Ну оно и к лучшему, спаси его Ворон, — рассудил кузнец, — Когда выходим-то?

Доктор мгновение подумал и спросил:

— Сколько человек знает, где ты копаешь руду?

— Кто знал, те померли уже. Хижину отец с двумя друзьями строил. И они особо не распространялись, где да что. Ну я-то тоже, сам понимаешь, помалкивал.

— Тем не менее, задерживаться здесь не стоит. На нас могут наткнуться случайно, — старик завел глаза вверх, покусал губы и добавил:

— Два дня. Не больше. Физиономия твоя подживет, девочки отдохнут и выйдем… А пока давайте все-таки еще разок снарядим чайник.

18. На реке

Каждую весну, в одном и том же русле, высоко в горах, появлялся на несколько месяцев ручей, питавшийся тающими снегами. В одном месте он выбегал на природный карниз и прыгал с него на скальную стенку — с высоты в десять локтей. Часть скалы представляла собой тайную каменную кладку. И маленький водопад с монотонной настойчивостью год за годом размывал ее, пока однажды не выворотил несколько камней из стены.

С тех пор каждым ясным днем в образовавшуюся дыру проникал солнечный луч и двигался по пещере, что скрывалась за секретной стенкой. Если бы здесь бывали прохожие (хотя зачем бы кто-то стал навещать эти суровые места?), случайный путник мог бы заглянуть в пещеру и обнаружить в ней странную фигуру.

На полу, укутанный в поблекшую оранжевую ткань, сидел высохший старец. Глаза его были закрыты, лицо покрывал слой белесой каменной пыли, чрезвычайно длинные седые волосы серебристыми струями в беспорядке стекали на пол.

Вокруг старца располагались несколько глубоких плошек. Две из них были пусты, в трех сохранились окаменевшие огарки свечей.

Летом случались две недели, когда послеполуденный солнечный луч примерно час двигался по лицу старика — как раз по линии глаз.

В такие минуты Доктору Хтонию было не по себе. Если время дня в тех горах совпадало со световым днем в Мире, то он целый час видел как бы два солнца. Это сбивало с толку, но можно было кое-как привыкнуть. А вот когда солнце начинало сиять в голове ночью, тут Доктору делалось беспокойно. Спать было невозможно, и его преследовал тихий, но настойчивый телесный зов о возвращении.

Реальность вокруг начинала размываться и приходилось прикладывать усилия, чтобы она не развалилась совсем. Вот и теперь в далеких горах наступило лето. Несколько дней второе солнце беспокоило в светлое время суток, а сейчас момент его появления сдвинулся к позднему вечеру.

Кузнец уже час как мерно храпел, Доктор же ворочался с боку на бок и наконец решил выйти из шалаша и выкурить трубочку.

Усевшись на пахучие сосновые бревна у входа, старик обнаружил, что Пол и Шимма еще не ложились. Они сидели на заднем краю плота, свесив босые ноги в воду, и разговаривали. Хтоний с удовлетворением отметил про себя, что девочка — молодец, не снимает косынку даже ночью. Уговорить ее спрятать приметные голубые волосы под темную ткань было нелегким делом. Помогло лишь то, что терпеливая Анит соорудила на голове Шиммы залихватскую разбойничью повязку и показала строптивице ее отражение в карманном зеркальце.

Старик не стал беспокоить детей и занялся своей трубкой. Длинный сосновый плот слабо покачивался. В сплавной веренице пяти таких же он был последним. Над рекой стояла мягкая живая тишина, напоминавшая о своем присутствии то легким плеском рыбы, то скрипом бревен, то прохладным ветерком.

— Где это ты научилась так с мечом управляться?

— Это Доктор. Ты не смотри, что он старый. Он, если возьмет меч — как начнет скакать! Не угонишься, — с готовностью ответила Шимма, — Мне семь лет было, когда он мне сказал, что больше нянькой для меня быть не может. Что, мол, должна уметь за себя постоять. Ну и стал со мной заниматься.

Хотя какая из него нянька? Я лет с пяти ему же завтраки делала. А то он с утра уйдет и не поест. Может вообще целый день не есть, если не напомнишь…

Ну и потом я меч-то все время с собой таскала. От родителей же ничего больше не осталось… Он и твердил — что, мол, чего зря таскаешь, давай — учись.

Сначала-то, конечно, только деревянными мечами разрешал махать… А когда выросла, они с дядей Викулом что-то поколдовали на моим, чтобы стал впору. Заточили наконец. Даже гравировку сделали — руническую «Ш». Днем покажу, сейчас не видно будет.

— Они старые друзья — Доктор с кузнецом?

— Сколько себя помню. Всё шутят друг над другом. Один раз дядя Викул взял камни, что-то там потесал, постучал. Железки в них воткнул и бросил в болото. А потом будто нашел и притащил Доктору. Говорит — «драконьи перья». Жили, мол, давно а наших краях драконы. И следы от них остались, — Шимма разулыбалась, — А Доктор-то все книжки свои перерыл, пока понял! Он же иногда как маленький — простых вещей не знает…