Беглецы

Отовсюду слышались крики и топот ног. Полицейские беспорядочно носились по жилому кварталу, и производимый ими шум отражался от бетонных стен. Чин сунул руку под куртку и ощупал мешок с кукурузной мукой — тот был тяжелее новорожденного младенца. Люди сейчас могли бы легко убить и за вдвое меньшее количество еды. Через ткань он зажал пальцами щепотку муки и почувствовал, как по шее прокатилась волна жара.

Что он здесь делает с этим мешком в руках? Почему не бросил его там же, где нашел? Чин закрыл глаза из-за внезапного головокружения и судорожно выдохнул. Он не собирался убегать с мешком, но теперь уже не мог вернуться и отдать его полиции. Его обвинят в воровстве.

Но именно это он и сделал — украл.

Чин посмотрел на свои руки. Ладони были большими, не просто крупными, как все остальные части тела, а чересчур большими, и они брали на себя слишком многое. У некоторых людей большими были глаза. Они слишком многого желали или надеялись на что-то лучшее по сравнению с тем, что было им уготовано судьбой. Были и такие, кого обуревала зависть к богатым членам партии, имевшим тайные виллы и поместья. А у Чина слабым местом были его руки: они, казалось, сами делали то, за что он боялся браться.

Чин осторожно прокрался к следующему дому. Его худое тело вжалось в стену, а ноги были готовы к рывку. Он слегка приоткрыл рот, чтобы его не выдало громкое дыхание. Каждый мускул был напряжен, и все чувства обострены.

По мере того как полицейские разбредались в разные стороны, их голоса постепенно затихали. Но в какой-то момент они вернутся. Ему нужно срочно выбираться отсюда. Он зароет муку вместе с бабушкиными бачками для кимчхи в старом дворе, где она перезимует. «Пожалуйста, во имя Великого Вождя, пусть все случится именно так!»

За стеной дома послышалось какое-то шарканье, а потом раздался пронзительный женский вопль:

— У нас уже был рейд на прошлой неделе!

— Это не рейд, — ответил хриплый голос.

— Чего они теперь-то ищут?!

— Я же сказал, это не рейд.

— Лучше заберите тела! Пусть увезут трупы.

— Закрой рот, пока не накликала беду, сука!

Слушая эту перебранку, Чин крепче прижал к себе свою ношу.

— Пусть пожинают то, что посеяли. Щедрый урожай мертвечины в этом году, но почему-то никому не нужны трупы, — не унималась женщина.

— Заткнись!

— Разве что торговцам мясом на черном рынке… — Громкий шлепок оборвал ее речь, и послышались рыдания.

Чин повертел головой, чтобы размять шею. Ему хотелось грохнуть рукой по стене и остановить того человека, но у него собственных забот было предостаточно. Он выглянул наружу и принялся всматриваться в темную, покрытую лужами улицу. Его слух напрягся, пытаясь различить голоса и шаги полицейских. Но было тихо. Глубоко вдохнув, Чин выскочил из укрытия и помчался мимо закрытых одинаковых дверей с облупленной краской.

Только после наступления комендантского часа Чин добрался до дома — бетонной коробки с пустыми темными окнами, зиявшими, словно разинутые пасти. Парень подбежал к боковому входу, толкнул тяжелую дверь и ухватился за перила лестницы, чтобы бежать наверх, но ноги его так тряслись, что он опустился на пол и некоторое время сидел, не в силах унять дрожь. На лестнице было темно и пахло железом, будто от ржавого ведра с водой или от размазанной по металлу крови. Чин вытер слюну в уголке рта и понял, что не чувствует левой половины лица. Он осторожно потрогал это место: челюсть и щека опухли, левый глаз наполовину закрылся. «О господи!» Осознав, как сильно пострадал, Чин уперся руками в колени и согнулся пополам. Синяк под глазом не скроешь от родных, и уж тем более от сокурсников. Начнутся расспросы.

Парень смотрел на грязный бетон под ногами. Всего двадцать четыре часа назад он был в Пхеньяне, с Суджей, и они вместе жевали сладкий дук, а теперь он удирает от полиции по улицам Янгдока. Господи, как же он ненавидит этот город и то, что здесь с ним случилось! Уж лучше было остаться в Пхеньяне! Не стоило сюда приезжать!

Чин сунул руку в мешок и растер кукурузную муку двумя пальцами. Еда! Это была самая настоящая еда! Благодаря этому мешку его мать и сестра не будут голодать.

Он снова завязал мешок, заставил себя выпрямиться и устало потащился вверх по лестнице, но с каждым шагом идти становилось тяжелее, а желание скрыться только крепчало. После пятого пролета Чин в нерешительности остановился на темной площадке, решая, что предпринять: сбежать или показаться на глаза семье. Он прокручивал в голове дальнейшие шаги. Может, отнести мешок обратно в полицейский участок и припрятать там же? Или выбросить где-нибудь, чтобы избавиться от улик? Но, наверное, он не сможет позволить такому ценному продукту пропасть зря.

В конце концов Чин толкнул дверь и ввалился в коридор. Ведя кончиками пальцев по стене, он считал двери, пока не дошел до шестой справа, а потом ощупал ее в поисках знакомой выбоины на ручке. Эта выбоина появилась, когда отец принес домой тесло и случайно ударил им о ручку. Чин положил пальцы на выемку, но никак не мог собраться с силами и войти.

— Кто там? — раздался голос аппы из-за двери.