Почему бы ей прямо не объяснить Судже причину придирок к ее внешности? Хотя пока она не решалась говорить вслух о своих опасениях из страха придать им еще большую значимость. Вместо этого она старалась не подчеркивать красоту дочери, когда та была еще маленькой: покупала ей простую одежду и никогда не украшала волосы вычурными заколками. А когда Суджа достигла половой зрелости, постепенно отвадила ее от занятий гимнастикой и танцами, хотя девочка была капитаном в обеих командах. Дочь была талантлива и красива, а потому ее могли заметить вербовщики Великого Руководителя. И если бы девочку выбрали, отказаться было бы невозможно, так что для Суджи лучше, чтобы ее и вовсе не замечали.
Но теперь, когда дочь перешла на предпоследний курс, мать могла вздохнуть свободнее и позволить себе хотя бы в некоторой степени испытать чувство гордости и удовлетворения. Ее дочь благополучно подошла к порогу взрослой жизни и поэтому заслужила туфли на каблуках, самые красивые, раз уж ей приходится отказываться от косметики и ходить, не поднимая головы.
Держась за руки, мать и дочь повернули на улицу Кымгансан и подошли к проулку, где располагался черный рынок — Большой Чангмаданг. Раньше это был самый крупный рынок Пхеньяна с многочисленными рядами деревянных прилавков, за которыми торговцы продавали бог знает где добытое добро — от чистого белого риса до хлопчатобумажных носков, дождевиков, крысиного яда, китайской утвари ярких цветов и стеганок. Даже пиратские диски с южнокорейскими мыльными операми там имелись.
Можно было часами ходить среди прилавков и разглядывать невероятное множество товаров, вот только руками все это трогать запрещалось: если тронешь, придется купить. Люди зарабатывали хорошие деньги на черных рынках до тех пор, пока Великий Руководитель не взялся за них и не свернул то, что было процветающей отраслью экономики. Теперь Большой Чангмаданг стал похож на город-призрак.
Суджа выпустила руку матери и пошла вдоль прохода, над которым нависали черные электрические провода. Большинство прилавков пустовало, а некоторые и вовсе развалились — куски фанеры оторвались от деревянных основ. Над редкими очагами поднимались струйки серого дыма — это хозяйки, сидя возле них, помешивали в котелках суп с лапшой. Еще у нескольких женщин на коленях лежали одеяла, а на них были разложены картонки с какими-то ростками. Одна продавщица торговала желтым порошком, разложенным в виде аккуратных конусов. Суджа покосилась на желтые пирамидки, пытаясь определить, что это, а потом догадалась: кукурузная мука. Но ведь она входила в государственный паек. Непонятно, зачем кому-то могло понадобиться тратить воны и покупать ее?
— Суджа! Времени нет! — позвала мать, и дочь поспешила за ней.
Они увидели очередь задолго до того, как заметили указатели на государственной базе — цепочка людей огибала здание вокруг и тянулась вдоль всего квартала. Суджа с матерью, заняв место в самом конце, вытягивали шеи, чтобы понять, насколько быстро продвигается очередь. Люди не без гордости появлялись из-за дверей базы и с важным видом шли, покачивая новенькими полиэтиленовыми пакетами с красной эмблемой «Магазин № 12». Суджа просунула руку под материнский локоть и прижалась поплотнее, чтобы согреться. Послеполуденное солнце уже начало клониться к горизонту, и девушке в ее жакетике становилось прохладно.
— Хочешь чаю, чтобы согреться? — предложила мать.
— Нет, все хорошо. — Суджа напрягла плечи и прижала руки к бокам.
Очередь продвинулась всего на несколько футов, и они прошли вперед вместе с другими людьми, которые уже начали роптать. Какой-то мужчина постучал в дверь базы. Никакой реакции не последовало, он постучал снова, а потом еще раз, пока дверь наконец не открылась. Появившийся из-за нее низенький человечек в темно-синем пиджаке с логотипом «Магазин № 12» на лацкане оттолкнул нетерпеливого покупателя в сторону и сложил ладони рупором у рта.
— Товарищи, внимание! — прокричал он. — На открытие пришло так много народу, что у нас заканчивается товар. Уже нет туфель, пиджаков и прочего… — Он немного помолчал. — Брюк тоже, кажется, нет, и белья… и кухонных принадлежностей.
Толпа всколыхнулась:
— Что значит нет? Уже?
— Как так?! — выкрикнул какой-то человек. — Только первый день работаете!