Беглецы

Шли мы все шесть суток. На прииск пришли к исходу ночи, когда и собаки уснули — ни одна чужая не сбрехнула. В доме Камковых нас встретил, поднявшись с лавки, незнакомый человек. Он сунул ноги в валенки, накинул поверх исподнего белья армейский полушубок, попросил меня выйти с ним. Мы присели на крыльце. Представившись Танненбаумом Исааком, он сообщил, что послан Слуцким по очень важному делу, и передал мне маленькую записку: «Дорогой Беньямин! Все мои. Макс приветствуем Вас. Беспокоимся молчанием: не случилось ли чего с Вами — край Ваш далекий и глухой. Не пропадайте, пожалуйста. Приветы Вашим близким и Вашему зубастому другу. Исаак Львович тоже к Вам с приветствиями. С уважением, Исаак. Ноября, 15–го, года 1952».

— Что случилось? — спросил я Исаака Львовича.

— Ничего неожиданного… Случилось все то, что случиться должно было: всеобщая жидобойственная кампания идет к закономерному финалу. Перехватываем эстафету, оброненную гитлеровцами: имеем сведения, что готовится депортация всего еврейского населения из европейской части страны. Ну, а здесь… Здесь первые отделы штабов войск МВД и МГБ, областных управлений милиции — ну, видимо, и верхушка обкомов и крайкомов партии — получили по фельдъегерьским каналам изустное распоряжение о перерегистрации и взятии на учет всех без исключения «лиц некоренных национальностей». Короче: уже составляются поименные списки всех еврейских, в том числе, смешанных семей. И в этих списках особо выделяют тех, кто по представлениям адресатов способны в этой ситуации оказать сопротивление. Именно: оказать сопротивление! Местные бонзы поняли это так, что начинать следует с семей евреев–военнослужащих — офицеров и сержантов армии, спецвойск, милиции… В «сопротивленцы» попали все прежде репрессированные и уже освобожденные командиры, вообще все, кто прошел войну. Конечно, тот же состав десантных, танковых, авиационных частей они должны изолировать в первую очередь… Словом, Вениамин Залманович, эта сволочь в Кремле изготовилась уничтожить самую активную, самую дееспособную группу еврейского народа. Вот так! А за Сибирь — за бойню — они уже взялись…

— А когда они собираются начать депортацию? И куда? В Биробиджан, что ли?…

Меня поразила, вонзилась в мозг мысль: Вот, я живу в тишине тайги. Меня окружает Природа — величественная, поражающая воображение мое космической красотой. Она оберегает мою душу. Лечит ее, растерзанную. Заслоняет от сокрушавшей скверны мира вот этим светлеющим навстречу утру бездонным, беспредельным небом, усыпанным звездами. Сине–фиолетовыми снегами. Серо–синими глыбами спящих гор, на вершинах которых чуть затеплились золотые нити поднимающегося где–то далеко на Востоке Светила… И вдруг — Черная бандитская мета! Не вдруг, не вдруг, конечно. Не вдруг. Ты ждешь ее постоянно. Знаешь, что однажды появится она пред тобою. Но никогда не готов к ее появлению…

— Так, куда депортировать–то?.. В Биробиджан? — переспросил по–глупому, сам не веря в вопрос и в его смысл.