Беглянка

– Но ведь не убил, верно? – Блю терпеливо ждала, как будто вопрос был достоин ответа.

– Нет, не убил.

– Ты ему что-нибудь сказала?

Я чувствовала, что она нервничает, и мне хотелось еще больше вывести ее из равновесия.

– Рассказала все.

Повисла тишина, затем Блю снова заговорила:

– Понимаю. Он умеет убеждать. Однако Амелии Кин больше нет, и маловероятно, что он сумеет меня выследить.

– Я тоже думаю, что это крайне маловероятно, – сказала я.

– И почему же?

– Потому что я его убила.

– Как? – спросила она. Я никогда не слышала в ее голосе такого восторга.

– Застрелила из револьвера, который ты мне дала.

– Чудесно. Знаешь, это был его револьвер. Ты обставила все как суицид?

– Нет. Старое доброе убийство.

– Расскажи мне как можно подробнее.

– Этого достаточно. Теперь твоя очередь.

– Что ты хочешь знать?

– Для начала, кого мы, черт возьми, похоронили в том парке?

– Ты так и не поняла? – разочарованно протянула Блю.

– Нет. Просвети меня.

– Лестер Картрайт. Муж Лоры, вдовец.

– Погоди, ты убила мужа Лоры Картрайт? Которого мы встретили в похоронном бюро?

– Его больше нет с нами. Предпочитаю эту формулировку.

– Но зачем?

– Ты же сказала, что он ее убил. Разве не помнишь? – спросила Блю.

– Не помню, чтобы я советовала вернуть ему должок.

– А разве я обязана с тобой советоваться?

– Не обязана. Хотелось бы знать, что ты делаешь в моем родном городе.

– Пишу книгу об убийстве Мелинды Лайонс. Она была настоящей красоткой?

– Да.

– Тогда я понимаю, почему ты ей завидовала.

– Я не завидовала.

– Ладно, мне пора. У меня интервью через пятнадцать минут.

– Никто не станет с тобой разговаривать.

– Твоя мать уже поговорила. Я все записывала на диктофон, и она практически призналась. Хотя суд вряд ли примет запись: твоя мать явно была пьяна.

– Я слышала, она в завязке, – сказала я.

– Верно. Мне пришлось ее напоить, чтобы развязать язык.

– Блю, что ты затеяла?

– Я хочу очистить твое имя.

– А выглядит так, будто ты хочешь меня подставить.

– Ты неправильно толкуешь мои намерения. После всего, что ты для меня сделала, с меня причитается. Я все исправлю. Поверь, Нора.

Меня била такая дрожь, словно я застыла в кубике льда. Впервые за десять лет кто-то назвал меня настоящим именем.

Глава 26

Каких бы моральных координат ни придерживалась Блю, я не могла ее понять. Насколько я знала, она сама выбрала жизнь, которую вела. Хотя Блю не отличалась добродушием, какая-то часть меня все-таки верила в ее преданность и в то, что она действительно пытается обелить мое имя.

Когда я уезжала из Остина с ее револьвером в машине и ее удостоверением личности в сумке, она уже просчитала наиболее вероятный сценарий моей жизни в качестве Дебры Мейз и знала, что Джек меня выследит. Возможно, даже подсказала ему, где меня искать. Знала, что Джек слетит с катушек, найдя меня вместо нее; гадала, застрелю я его или нет. Вероятно, решила, что шансы у нас с Джеком равны. Она была готова рискнуть моей жизнью – а теперь считала себя передо мной в долгу. И этот долг может оказаться моим спасением.

Интересно, какой она была раньше… Неужели всегда так быстро и без колебаний спускала курок? Я не хотела кончить как она, но жизнь словно отреза́ла ножом куски моей порядочности и чести. Теперь я способна делать то, на что в юности никогда не решилась бы. Надо мной висел собственный долг, долг перед миром, который я должна заплатить, прежде чем заслужу право начать с чистого листа. Поскольку мои преступления мешали сдать Реджинальда Ли в полицию, пришлось идти в обход.

Я выписалась из мотеля поздним утром следующего дня. Поехала обратно к озеру Саранак, по дороге купив бутылку бурбона и жидкость для розжига. Проверила почтовый ящик на Черч, 333, – все еще не тронут. У домика я не заметила никаких признаков того, что Реджинальд или кто-то другой был там после моего отъезда.

Я устроила в доме Реджинальда Ли пир в честь Дня благодарения: ела рисовый суп с индейкой и начинку для тыквенного пирога из консервной банки. Еще сделала пару глотков бурбона, чтобы приободриться. Для меня это был день скорби, но я напомнила себе, что нахожусь в засаде. Реджи и так приехал бы рано или поздно, однако я хотела ускорить процесс.

Если Реджи общается с соседями – не факт! – то они сообщат ему, что в доме завелся постоялец. Я разожгла огонь в дровяной печи и стала ждать. Через три часа в дверь постучали. Я не ответила. Снова раздался стук, а затем мужской голос спросил:

– Реджи! Реджи, ты здесь?