Беглянка

— Чертовски упрямое животное, — сказал он, дрожа. — Откуда ты взялась?

— Она заблудилась, — сказала Сильвия.

— Да, заблудилась. Не думал, что мы ее снова увидим.

Флора вскинула голову. Лунный свет отразился в ее глазах.

— Ты до смерти нас напугала, — повторил Кларк. — Искала себе дружка? Да? Жутко напугала. Мы думали, ты привидение.

— Это из-за тумана, — сказала Сильвия. Теперь она вышла на крыльцо. Ей больше ничего не угрожало.

— Да.

— Да еще свет от машины.

— Как привидение, — сказал он, оправляясь от шока и радуясь, что придумал такое сравнение.

— Да.

— Космическая коза — вот ты кто. Ты чертова космическая коза, — сказал он, похлопывая Флору. Но когда Сильвия сделала то же самое свободной рукой (ее другая рука все еще держала пакет с одеждой Карлы), Флора тут же наклонила голову, как будто приготовилась к основательной трепке.

— Козы непредсказуемы, — сказал Кларк. — Они только кажутся прирученными, а на самом деле это не так. Это заметно, когда они вырастают.

— Разве она взрослая? Она ведь такая маленькая!

— Больше она не вырастет.

Они стояли, глядели на козу, как будто ждали, что она поможет им продолжить разговор. Но этого не случилось. С этого момента они не могли двинуться ни назад, ни вперед. Сильвия надеялась увидеть хоть тень сожаления на его лице, оттого что все так получилось.

Но он понял это и сказал:

— Уже поздно.

— Да, конечно, — ответила она, как будто он пришел к ней днем, по-соседски.

— Ну, Флора, пора домой.

— Пойду, подготовлюсь на случай, если мне понадобится помощь, — сказала она. — Хотя уже, наверно, не понадобится. — И она добавила, почти смеясь: — Буду держаться от вас подальше.

— Конечно, — сказал он. — Вам лучше зайти в дом, а то замерзнете.

— Раньше люди считали, что ночной туман опасен.

— Не знал.

— Спокойной ночи, — сказала она. — Спокойной ночи, Флора.

Зазвонил телефон.

— Извините.

Он махнул рукой и пошел: спокойной ночи.

Звонила Руфь.

— Да! — сказала Сильвия. — Планы изменились.

Она не спала, думала о козе, чье появление из тумана все больше и больше смахивало на волшебство. Она даже подумала, что бы сделал Леон на ее месте. Если бы она была поэтом, то написала бы поэму о чем-нибудь таком. Но из опыта она знала, что те вещи, о которых, по ее мнению, мог бы написать поэт, не привлекают.

Карла не слышала, как ушел Кларк, но проснулась, когда он вернулся. Он сказал ей, что ходил проверить, все ли в порядке в конюшне.

— По дороге проехала машина, и я подумал, кому это здесь что-то понадобилось. Не мог уснуть, пока не встал и не посмотрел, все ли в порядке.

— Все хорошо?

— По-моему, да.

— А когда встал, — сказал он, — то подумал: неплохо было бы заглянуть в соседний дом. Я вернул ей одежду.

Карла привстала в кровати.

— Ты не разбудил ее?

— Сама проснулась. Все в порядке. Мы немного поговорили.

— Господи!

— Все в порядке.

— Ты ведь ничего ей не сказал про это, да?

— Даже не заикнулся.

— Я все выдумала. Правда, выдумала. Поверь мне, это все неправда!

— Ладно.

— Ты должен поверить мне.

— Хорошо, верю.

— Я все выдумала.

— Ладно.

Он лег в постель.

— У тебя ноги холодные, — сказала она, — как будто промокли.

— Сильная роса. Иди сюда, — сказал он. — Когда я прочитал твою записку, у меня внутри как будто пусто стало. Правда! Когда ты ушла, я почувствовал, что внутри ничего не осталось.

Установилась хорошая погода. На улицах, в магазинах, на почте люди поздравляли друг друга с тем, что наконец-то наступило лето. Трава на пастбищах и даже измученные побитые посевы поднялись. Лужи высохли, грязь превратилась в пыль. Дул легкий теплый ветер, и все с удовольствием вновь занялись своими делами. Звонил телефон. Люди интересовались тренировочными заездами и уроками верховой езды. Летние лагеря вновь стали популярнее музеев. Подъезжали маленькие автобусы, привозя толпы не знающих устали детей. Лошади гарцевали вдоль заборов без попон.

Кларку удалось прикупить большой кусок крыши, и за хорошую цену. Почти весь первый день после Побега (так они называли поездку Карлы в автобусе) он чинил крышу тренировочного ринга.

Пару дней, когда каждый, как обычно, занимался своим делом, он и Карла махали друг другу. Если ей случалось пройти мимо него и никого рядом не было, она целовала его в плечо сквозь тонкую материю летней рубашки.

— Если ты еще когда-нибудь убежишь от меня, я тебя поколочу, — сказал он ей, и она спросила:

— Правда?

— Что?

— Побьешь?!

— Обязательно!

Он был теперь в хорошем расположении духа, неотразимый, как тогда, когда они только познакомились.

Птицы были везде: краснокрылые дрозды, малиновки, парочки воркующих целыми днями голубей. Стаи ворон, озерные чайки, изучающие обстановку, и грифы сидели на ветвях мертвого дуба в полумиле отсюда, на краю леса. Сначала они просто сидели, сушили свои огромные крылья, поднимаясь в воздух лишь затем, чтобы сделать пробный круг, размять крылья, а потом успокаивались и давали солнцу и теплому воздуху продолжать свою работу. Через день они вернулись в прежнее состояние: высоко летали, кружа и бросаясь на землю, исчезали за лесом и возвращались отдохнуть на знакомом голом дереве.