Беглянка

Он искал Айру по всему острову. Не зная о Марсо и хранилище, обежал все границы, заглянул в каждую щелочку, с мольбой обратился к Шипику и едва не упал на колени перед не на шутку разгневанной Иголочкой… а едва от девочек поступила просьба проверить комнату соседки, стремглав ринулся в жилые корпуса и, до последнего страшась, дернулся в надежно запертую дверь.

Айра похолодела.

Вот почему он выглядел тогда невменяемым. Впервые за все время он не смог спрятать истинных чувств и впервые показался ей человеком. Выходит, по этой причине он больше ни разу к ней не притронулся? Из-за этого стал так неоправданно осторожен в поединках, а затем и вовсе их прекратил, устав бороться с самим собой?

«А я не заметила, — с внезапной горечью поняла Айра. — Не поняла, почему он так смотрит. Не подумала, что это страх светился в его глазах. Не ненависть, не неприязнь… просто страх. За меня и за то, что кто-то из виаров меня поранит».

Но как же тогда он должен был страшиться предстоящей инициации! Не зная о побеге, настойчиво перечитывая горы книг, ночами не смыкая глаз, постоянно выискивая, сравнивая, вычерчивая в уме и на бумаге безумно сложные формулы… она видела их, когда приходила в его дом в шкуре Кера. Видела на столе кипы исписанных бумаг, стопки древних фолиантов с непроизносимыми названиями. Множество исчерканных черновиков. Сотни исправлений. Десятки почти готовых заклятий. Но не придала им тогда значения. И, конечно, даже предположить не могла, что он будет с такой настойчивостью пытаться избавить ее от трудного испытания.

…Как сомневался он, подыскивая слова для той кошмарной ночи. Как колебался и гадал, поймет ли она, будет ли он услышан. Как долго раздумывал, стоит ли оставлять поблизости бодрствующего Кера, но потом пришел к выводу, что для спокойствия лера Альвариса грозного крыса придется усыпить. Хотя бы на то время, пока он постарается все объяснить и докажет испуганной ученице, что не желает ей зла…

Как трепетал он, когда ждал этого решающего момента. С какой ненавистью смотрел на слащавого эльфа, осмелившегося открыто предложить ей Танец возрождения. Как ревновал, видя их недолгий вальс. Как убеждал себя, что если она согласится, то всем станет намного проще. С каким облегчением выдохнул, когда она все-таки отказала. И как долго готовился к тому, чтобы пойти следом, убеждая хотя бы выслушать. А потом виновато припасть к ее ногам, чтобы прошептать то единственное, что еще мог:

— Прости…

Как ни странно, этого не потребовалось: Айра нашла выход и без колебаний им воспользовалась, рискнув всем, чем могла.

С каким ужасом следил он за ее побегом с сиротливо пустующего балкона. Как болел душой, когда видел двойную и даже тройную трансформацию. Как холодел, страшась даже представить, что ей пришлось тогда пережить. И как обессиленно упал на колени, поняв, что она все-таки прошла. Его упрямая, непримиримая, настойчивая и восхитительно смелая Эиталле. Свободная, словно птица. Величественная, как древняя богиня. Отважная, словно молодая львица, и такая же отчаянная, как ее преданный и очень умный метаморф, подаривший ей так много сил и так много удивительной, совершенно заслуженной любви.