Как гордился Викран, видя ее последний рывок. С каким искренним восхищением следил за уверенными взмахами ее крыльев. Как устало улыбался, понимая, что она со всем справилась сама. И как измученно прижимался лбом к холодным перилам, раз за разом перечитывая короткую записку. Ту самую, для которой она не пожалела времени на прощание.
Не стоило…
Наверное, Айра была права и надо было рассказать обо всем раньше. Возможно, это могло бы многое изменить. Покрайней мере, она могла бы относиться к нему не как к врагу или бесчувственному мерзавцу. А это, в свою очередь, позволило бы ему незримо присутствовать в ее жизни, незаметно помогать, оберегать, защищать. Просто быть рядом. Смириться с ее выбором, стать ее тенью, незримым хранителем и преданным другом… хотя бы другом, раз уж всего остального он оказался недостоин.
Нетрудно догадаться, как нашел ее на бескрайних просторах Лигерии: сердце… он и через семь лет слышал, как бьется ее сердце. Правда, не так явно, как в первый день, и далеко не сразу научился снова его ощущать. Просто по той причине, что живое сердце она отдала Занду, и Викрану потребовалось целых два месяца, чтобы научиться понимать и узнавать звучание Сердца нового. Того самого. Живого и неприступного, как и сам окруженный игольником, спрятанный в центре Охранных лесов, вечный, непознаваемый, непримиримый к чужакам и никем не покоренный Занд.
Однако Викран, к собственному удивлению, справился даже с этим. Безошибочно угадал направление и долгое время шел за беглецами, оставаясь невидимым, незамеченным и неузнанным. Он лишь у болот рискнул приблизиться и обозначить свое присутствие. Отвлек на себя крикс, задержался возле мертвого источника, чтобы притопить его кровожадного хозяина. А потом увидел израненную волчицу, коршуном упал на землю, с ревом раскидал собравшуюся вокруг нее нежить и в последний миг выхватил умирающую ученицу с чьих-то острых зубов. После чего прижал к себе и в который раз проклял себя за промедление.
Он потратил почти все силы, чтобы залечить ее страшные раны. Израсходовал все амулеты, без колебаний отдал последние резервы. Он двое суток не отходил от ее постели, тревожно вслушиваясь в ритм биения ее сердца. Переживал. Тревожно мерил шагами комнату. И лишь когда она наконец очнулась, позволил себе расслабиться. А потом забылся недолгим, беспокойным сном, который слетал с него каждый раз, когда ей доводилось неловко пошевелиться.