Руки Таланта властны, он сжимает мои бедра и притягивает меня выше к себе на колени. Стул, на котором мы сидим, откатывается назад, останавливаясь только тогда, когда ударяется о стеклянную стену позади нас. Если весь мир просто поднимет глаза, они увидят, как закатываются мои, когда его руки скользят по моей спине. Они увидят, как я закусываю нижнюю губу, когда Талант опускает бретельку моего платья и пробует кожу на моем плече. Но они не услышат меня, когда я скажу.
— Еще.
Он стягивает лямки с моих рук, разворачивая меня, как подарок, пока мое платье не собирается вокруг талии. Зеленое кружево выглядит лучше в лучах заходящего солнца, чем в моей темной квартире. Мои груди полные и круглые, выпячиваются из лифчика. Талант обхватывает их своими большими ладонями, проводя большими пальцами по моим соскам, прежде чем дотянуться до меня и расстегнуть крючок.
Кружево еще не коснулось пола, прежде чем он всасывает мой сосок в рот, сжимая другой в своей теплой руке. Я обвожу руками его шею, прижимая его к себе, когда полное блаженство пронзает мое тело. Я кричу, когда его язык касается чувствительного бутона, и я не узнаю, кем стала.
— Ты хочешь, чтобы я остановился? — спрашивает он, целуя меня от груди до шеи.
Я качаю головой.
— Я еще не решила, имеешь ли ты право мечтать обо мне.
От его ответного смешка у меня между ног вспыхивает жар. Это восхитительное наслаждение, которого я никогда раньше не чувствовала, и я растворяюсь.
Талант скользит руками под мой зад и встает на ноги. Я обхватываю его ногами и стягиваю рубашку с его рук, обнажая его эффектную грудь. Его руки мускулистые, но не неприятные, а грудь стройная и подтянутая. Он кладет меня на свой стол, стуча ручками, скрепками или чем-то еще. Бумага каскадом падает на пол, покачиваясь взад-вперед, как на медленных качелях, прежде чем приземлиться рядом с моим лифчиком и его рубашкой.
Я провожу пальцами по его спине, вжимая кончики пальцев в твердые мышцы, когда они движутся под его горячей кожей. Он приподнимается только для того, чтобы посмотреть мне в глаза, залезая мне под платье. Запустив руки в волосы, я выгибаю спину, поскольку настоящая похоть оставляет меня беззащитной и нуждающейся.
— Давай, — шепчу я, затаив дыхание, обхватывая ступнями его бедра сзади, — Ну же. Ну же. Ну же.
Прохладный воздух касается моего горячего центра, вызывая мурашки по позвоночнику. Я едва слышу звук открывающегося и закрывающегося ящика из-за звона Таланта, расстегивающего ремень. Протягивая руку между нами, я расстегиваю его молнию, а он разрывает обертку презерватива зубами.
— У нас нет всей ночи, — дразняще говорю я, ложась на стол. Я шире раздвигаю перед ним колени, вытягиваю руки над головой, чтобы в предвкушении ухватиться за край стола.
Темные волосы Таланта падают ему на лоб, когда он прижимается ко мне. Он опускает голову ниже, ниже и ниже, пока его рот не зависает прямо над моим. Запах мяты в его дыхании достаточно близок, чтобы чувствовать его на моих губах.
— Обычно я не…
Подняв бедра со стола, я прерываю его на полуслове и говорю.
— Просто трахни меня.
Я не хочу слышать о том, что он обычно этим не занимается, особенно когда у него в ящике офиса есть презервативы. Вызов киски никогда не является чем-то, что они обычно делают. Их слабое понимание невинности ничего мне не сделает. Мне от этого не становится лучше или хуже, потому что обычно я ничего не чувствую.
Решительность ослабляет напряжение, когда он хмурит брови, заканчивая любые сомнения, которые возникают у него по поводу того, чтобы трахнуть эскортницу. Общество не понимает, почему люди вроде Таланта платят за секс. Общество не понимает, что сложность и статус идут рука об руку, и через некоторое время ставить под сомнение подлинность и мотивы каждого в его жизни становится обузой.
Плата за мою компанию отбрасывает драму и переходит прямо к хорошим частям без каких-либо условий.
Проституция — старейшее занятие в мире не просто так.
Я растянулась для этого человека — в его власти. Я крепче сжимаю и скрещиваю лодыжки вокруг его ног, притягивая его ближе, открывая себя шире. Его член касается внутренней стороны моего бедра, и я вскрикиваю, зажигая безумие в Таланте. Он не удосуживается развязать мои трусики. Ни у кого из нас не хватит терпения на те считанные секунды, которые потребуются для этого.
Он тянет их в сторону и толкается в меня одним длинным, сильным толчком.
Воздуха нет.
Моя голова откидывается назад. Моя спина выгибается над столом. Я разжимаю губы, чтобы вдохнуть, но из комнаты высосали кислород.
По моему телу пробегают мурашки, ощущение такое необыкновенное, я невесомая.
Ничего из этого не практикуется, рутина… часть работы. На моем языке нет сценария. Мое тело ничего не делает в надежде заставить его кончить быстрее, покончить с этим. Мурашки по коже настоящие. Стон, который, наконец, касается моих губ, непроизволен, и единственное что я могу сделать, это не взорваться.