Беглый

Честно скажу — до сих пор корю себя, что не выспросил всего у Илая тогда. Даже если он и врал — я мог бы урвать в свои загребущие ручонки преинтересную историю. Плутовской роман. Вот вечная моя беда — никого вокруг не вижу вокруг, кроме самого себя. Ну нельзя же так, честное слово! Наблюдательность — золотое свойство разведчика.

* * *

Фокус-группы и прямой огневой переводческий контакт должны были начаться с завтрашнего утра. Поэтому Елена Брониславовна вскоре всех распустила по домам, на прощание рекомендовав как следует отдохнуть и выспаться. Могла бы и не говорить — сами учёные. Упаси вас бох набухаться вечером, а утром пилить на синхрон. Вспомните и Баграм и пешаварский вальс.

Когда все вышли, я набрался наглости и подгрёб к госпоже Ким Елене Брониславовне.

— Елен Брониславовна, а вот как авансик бы урвать какой, ну очень надо! Ну хоть маленько,

а? По-возможности…

— Вообще-то я такого не практикую. Сначала Джонсон-и-Джонсон рассчитается с нашей фирмой, а потом мы вам всем будем начислять по договору. Таков порядок.

Мне очень хотелось порадовать Анну и я сделал такую мину, что у меня от голода умирает больная, прикованная к постели мать из пьесы Горького «На дне», и только вот этот аванс и спасёт гиганта синхронного перевода.

— Ну ладно. Ладно. Уговорили. Господин Малявин очень хорошо о вас отзывался. Да и я сама вижу — владеете. Не подведите завтра, хорошо? Вот тут (у неё была дорогущая кожаная сумка) — мммм- у вас сдачи с пятидесяти долларов нет?

Я радостно похлопал себя по пустым карманам — чёрт, забыл бумажник в других штанах.

— Ну, хорошо. Хорошо, берите все. Я с вас вычту просто потом пятьдесят, договорились?

— Безусловно. Спасибо вам огромное, дорогая Елена Брониславовна!

* * *

Двери ВВП снова открыла Раношка. Я терпеть немогу когда она открывает дверь. Когда Анна дома, она всегда точно чувствует мой приход и ждёт. Без всяких пейджеров. Раношка это плохой знак.

— Уехаль твой Анна.

— На съёмка уехал?

Спросил я с плохо скрываемым ужасом.

— Не. Ни на съёмка. Доктур поехал. Дарханский дохтур.

— Зачем к доктору? Она, что заболела? Ты в курсе вообще, Рано?

— Товба килдым, зачём заболела? Не надо заболела. Проста асмотр. Работа наш такой — надо ходить к дохтур. Дарханский дохтур. Пасматреть.

Это мелкая деталь Аниной гигиены меня уколола. И я снова почувствовал свою беспомощность. Такую девчонку и не могу вытянуть с вертепа. Грош мне цена. Ничтожный человечишко.

— А ты тоже ходишь к этому доктору? Он мужчина? Молодой? Пристаёт к вам?

— Хожу к доктур, да. Армян маладой. Культурный. Рука воласатый. Не перестаёт. Хороший доктур. Меня лечил. Не периживай такь, Шурикджян!

Неожиданно она чмокнула меня в щеку. Будто задел хвостом электрический скат.

— От чего он тебя лечил? От триппера? Ты болела триппером или ещё хуже?

— Насморк ваш лечил. Да. Сосо Палиашвили знаешь певец-гурузин?

Я вспомнил лицо грузинского шансонье и кивнул.

— Сосо Палиашвили прихадил Ташкент. Пель. Тут Дружба Народов пель. Потом поехаль на туй. Там тоже пель, кушаль, туда-суда каняк бухаль. Невеста-подружка на туй приставал, бухой. Ему тогда жених девушка снималь. Меня снималь. Да. Сосо Палиашвили бухой биль, пеписькя маленький-маленький у Сосо. Если толстый тёлка будет сувать — не достаёт. Гурузин. Когда кончал смешно делаль. Изображая Сосо Палиашвили заходящегося в экстазе Раношка вся сжалась как прыгун случайно сорвавшийся с мостика в бассейн. кричаль: «Вай-ме-вай-ме» меньга так смешно сталь — не мог терпеть сапсем. Прям лицо ему хахаталь, когда он «вай ме» кончаль. Он меня по лицо биль. На пол кидаль. Сам спаль. Да. Шунака.

Потом дарханский дохтур говорит- антибиотик пей, гяандон одевать не сталь — вот теперь антибиотик пей, амигасикай. Сосо гяндон не даваль одевать мине. Месяц патом работать на съёмка не ходиль, антибиотик тудым — сюдым пиль.

Это история об интимной стороне визита известного грузинского куплетиста в наш город всколыхнула меня.

Когда я начинал с осуждающей неприязнью слушать рассказ Раношки о дарханском докторе, я был как зритель в тёмном кинозале, далекий и любопытный наблюдатель. Но под конец истории мне стало горько и стыдно. Да кто же это я такой, чтобы осуждать таких вот девчонок? Чем я лучше этой грязной пьяной похотливой свиньи Сосо Палиашвили? Чем? Меня будто самого сейчас без гяандона выебли пьяные сытые животные.

Выебли, съездили по морде и вышвырнули на пол.

* * *

Трубку отец не брал. Но это ничего еще не значит. Он мог как водится — наносить ручкой на бумагу бесконечный бисер сумасшедших букв, и просто вырвать телефонный шнур, как гремучую змею из норы. А так как он писал в последнее время почти непрерывно, то и звонить сейчас было просто напрасной тратой времени. Я вспомнил о неудачном звонке Михал Иванычу и загрустил. Сейчас накидаюсь у отца его знаменитой йогуртовки.

Поедим туда с Анной, пробудим часик, светские беседы, чучвара и маленькая писюлька Василина, моя сексуальная мачеха. В конце-концов при Анне я не стану на нее пялиться, это позитив, да и потом по отцу тоже успел соскучится.

* * *