График мясничего это важная оперативная информация, авансом переданная мне Валерчиком. Мясничий следует графику аккуратно, как и положено немцу. Ровно через час кипения, мингбулакский чикатила снова подкатывает к котлу свой тележанс и, вооружившись дырявым черпаком методично отлавливает несколько крупных кусманов уварившегося мяса.
В голове прозвучал наставительный хрип вечно сопливого Валерчика:
«Потом этот пропидор пойдет пить чай минут эдак на сорок. Резать мясо холодным куда ловчее. Тут ты и вступаешь в игру.»
Так и вышло. Мясничий отгрузил фрагменты туши в свою каморку, и закрыв дверь в прозекторскую огромным амбарным замком, отчалил пить чай с парвардой и слушать последние кухонные сплетни.
Я кубарем скатился с мусорного бака, служившего мне пьедесталом, и рванул к воротам в картофельный дворик. Если вы бывали в Зангиоте, то должны помнить — они как раз напротив ворот в первый сектор, где моего сигнала должна ожидать одна сладкая оторва — Рамиля.
Я стал махать ей двумя руками, подавая сигнал, но подружка так погрузилась в свою гребаную Бхагават-Гиту, что вся дорогостоящая операция «мясничий» теперь оказалась на грани срыва. Я уже готов был помчаться через плац к воротам первого и сказать ей все что обычно говорят в таких мерзких случаях.
К счастью, наконец, Рамилька встрепенулась, бросила свой цветастый талмуд на асфальт, и оглянувшись по сторонам — «где менты» — рванула к столовой.
Я же направился к скорбной келье мясничего и быстро выкрутил отверткой шурупы петель замка. Можно повесить на дверь замок любого размера. Но если замок висит на петлях ввинченных в деревянный косяк дверей — вы просто идиот.
Впрочем, я и так никогда особо не переоценивал уровень интеллекта липового врача немецкой сборной из Мингбулака.
Татарочка мне нужна была для того, чтобы завинтить петли обратно, когда я, помолившись, загашусь в каморке сам.
Целую бесконечность с ужасом слушал как же непростительно долго она пытается восстановить статус кво, ежесекундно роняя то отвертку, то шурупы, то замок на кафельный пол гулкого коридора.
Будучи почти уверенным, что сейчас нас с ней обязательно накроет ударный отряд поварят-нинзей, я уже мысленно рисовал жуткие картины вселенского запала, когда за дверью, наконец, стихло.
Я немного расслабился и тут в нос ударил ароматный пар горячего мяса. Эффект от запаха вареного мяса в маленьком закрытом помещении похож на эффект от понюшки кокаина — настоящая революция.
Чем дольше вы до этого не ели мяса — тем сильнее. Я сразу понял почему у всех поварят так лоснятся рожи. Это ведь даже пожирать не надо — достаточно регулярно вдыхать и выдыхать. От неожиданного сильного поросячьего прихода я сполз по стене и сел прямо на пол сумрачной прозекторской мясничего. Захорошело.
В углу стоял чурбак баобабообразного дерева, выкрашенный в ярко красный цвет — лобное место. Для довершения картины, не хватало только вогнанного в чурбак топора. Но топор, а также набор ножей, похожий на комплект метателя из цирка шапито — это не самый распространенный предмет в мужской колонии строгого режима. Плохо гармонирует с переизбытком тестостерона — природного учителя по обращению с холодным оружием.
Поэтому мясничий хранил свой самурайский набор в чемодане под замком, который в свою очередь запирался в сейф в бункере шефа.
Скоро этот суровый человек допьет чай и, получив под подпись орудия своего кровавого ремесла, припрется сюда и будет до самого утра нарезать мясо на несколько тысяч кусочков — мужиковскую пайку.
Самое время исчезнуть под его рабочим столом. «Ты, коротыш, — легко там устроишься, мне вот Шкура пришлось туда пристраивать в свое время» — научал Валерчик.
Только я скукожился, прижав коленки к груди в темном углу под разделочным столом — лязгнул замок и я услышал бодрый баритональный тенорок мясничего, доводящего до вокального совершенства все тот же отрывок из Ганзель и Гретель.
Потом нам моей головой отомкнулся чемодан с колющим и режущим, что-то звизгануло пару раз по точилу, и врач немецкой сборной приступил к разделке плоти.
Довольно быстро, гораздо быстрей, чем я планировал, у меня больно онемела левая коленка. Мерзкие парализующие колючки переползли через весь пах и тут же принялись за правую коленку.
Вскоре я уже ничего не чувствовал ниже пояса. Захотелось чихнуть и где-то внутри появилась уверенность — стоит мне это сделать и я немедленно перну. Мне стало жалко парализованных людей.
Я уже был готов вытянуть на свет ноги и сдаться на милость мингбулакского маньяка, как свершилось то, что предсказывал в своей оперативной инструкции Валерчик.
Мясничий открысил довольно увесистый кусок — килограммов на пять, обернул в тряпицу и швырнул под стол — прямо в меня.
Операция вошла в финальную — самую рискованную стадию. Я сгруппировался, насколько позволяли превратившиеся в дешевые протезы ноги и бросился из под стола прочь. По-молодости малый рост сильно портил мне жизнь — казалось, что самочки из-за этого не обращают на меня внимания и никогда не осчастливят меня.