Беглый огонь

Спустился по узенькой лесенке, сжимая в левой руке пистолет. Ногой наддал дверь из подсобки в торговый зал. Ага, вот он, «близнец»-молодец, балагур-богатырь! Любезничает со смазливой продавщицей. Но меня заметил-таки боковым зрением, развернулся, рука дернулась под пиджак… Я ринулся прямо на него, улыбаясь всеми тридцатью шестью зубами и протягивая правую для рукопожатия. Пусть замешкался он от этого лишь на мгновение, этого мгновения мне хватило: левой воткнул ему ствол в печень и нажал на спуск. Выстрел был почти не слышен: так, хлопок совсем невнятный. Я чуть толканул тело, и оно завалилось на прилавок. Заметил испуганные глаза кокетливой продавщицы, подмигнул ей и – ринулся прочь. Успел услышать за спиной ее слова, обращенные к покойному: «Сашка, ты чего…» И следом – истошный визг.

«Паджеро» с пятью стрижеными дежурил в пяти шагах, у подъезда. Ринулся к ним, глянул грозно, дергано жестикулируя правой, сверкая белками глаз:

– Хер ли сидите, падлы?! Там козлы Козыря мочат!

Все пятеро, как по команде, ринулись в двери магазина, на ходу выхватывая стволы. Братки – они как дети! И тут я увидел его. Молодой человек со стильным чемоданчиком в левой руке, по размерам чуть больше хрестоматийного «атташе», спокойно удалялся по улочке. Ну да: он удалялся слишком спокойно при напряженно-прямой спине. Плюс – свободная правая рука, полускрытая длинным рукавом куртки. Плюс – особый шарм представительского кейса: в аккурат под снайперскую бесшумку.

Как он почуял меня – неведомо. Я только поднимал руку с оружием, а снайпер уже успел выстрелить, полуобернувшись ко мне, из-за спины. Неточно. Заваливаясь на бок, я спустил курок: паренька бросило наземь, на левом плече оплавилась драная дырочка, «дипломат» отлетел в сторону. Каким-то восьмым чутьем я понял, что скорее всего до ближайшего вторника я не доживу: его пистолет в правой, секунда-другая, и снайпер пропишет мне аккуратную дырку в переносье.

Братва вылетела из дверей магазина той же ватагой, и первое, что они увидели на противоположной стороне улицы, – лежащий мужик с пистолетом. Я тоже лежал с оружием в руках, но стереотип в боевой обстановке работает на автопилоте: подсознательно ребятки меня уже идентифицировали как своего. Снайпер, увидев ватагу размахивающих стволами огольцов, отреагировал штатно: чтобы успеть спокойно разобраться со мной, нужно было устранить сперва эту вот помеху. Два бесшумных выстрела, и двое битюгов кувыркнулись как подкошенные у магазинного входа. Остальные разом прянули назад.

Но и я не лежал мешком. Перехватил пистолет двумя руками: теперь в прорези прицела маячил чистый белый лоб киллера. Он успел отреагировать только взглядом; мне показалось вдруг, что время замедлилось, застыло, исчезло совсем… Я видел только его глаза – зрачки вдруг расширились на долю мгновения, потом снова сузились, словно оптика снайперской винтовки вычисляла точное расстояние до цели… Потом зрачки словно помутнели, подернулись серым пеплом… Пуля, вращаясь, вылетела из ствола и понеслась вихревым вестником смерти.

Выстрел был точен. Какую-то секунду я еще лежал, глядя в стекленеющие зрачки убитого, потом встал. И тут – громко заработали «тэтэшки» братвы: снача-ла один, потом все трое, картинно держа пистолеты двумя руками, рубили пулями распростертое тело в клочья. Они расстреляли уже по обойме, сменили их и только потом стали приближаться, страхуя друг друга.

На улице началась настоящая паника. Люди падали в грязный снег, где-то вдалеке завыла милицейская сирена. Из всех магазинчиков и из двух питейных полуподвалов вылетала братва, создавая дополнительную суматоху.

Я что-то выкрикивал, что-то приказывал. По виду – кашемировое пальто, белый шелковый шарф – я был явно здешнего поля ягода. Пацаны сгрудились над убитым, что-то гомонили; на отлетевший «дипломат» никто особого внимания не обратил. Быстро нагнувшись, я подобрал тяжелый кейс, оглянулся. Ну да, на ловца и зверь бежит. Какой-то пузатый мужичок из здешнего «среднего класса», прижав к груди покупки, открывал ключом серенький «фольксваген-гольф», выпущенный на славных заводах Неметчины в аккурат к горбачевской перестройке. Таких на просторах родины нынче болтается не меньше, чем родных «жигуленков» в поздние восьмидесятые.

Мужичок справился с дверцей, суетливо побросал добро в салон, плюхнулся на сиденье, вставил ключ. Автомобиль заурчал стартером, мужичок приготовился уже устроить упитанный зад на сиденье поудобнее, потянул на себя дверцу, с тем усилием, чтобы закрыть без лишнего потрясения… Вот тут я его и огорчил: труба пистолетного глушителя уперлась мужику в живот, вызвав громкое урчание.

– Поймите, уважаемый, машины нет, а ехать надо, – тихо объяснил я очевидное, заглянув водителю в глаза. Не то чтобы участливо, но сочувственно – вполне. По крайней мере, я так думал.

Мужик побелел и все никак не мог отвести от меня взгляда, словно избалованный племенной кролик, узревший вдруг в своем тихом, теплом и сытом крольчатнике где-нибудь в средней полосе матушки-России натурального африканского питона-боа.