Снизу мост — подгнившие бревна, сбитые ржавыми скобами, — был похож на своды терема Бабы-Яги. Бурлил ручей. По макушкам валунов Александр вошел в сырую тень, опустился на колени, одной рукой оперся о камень, а другую, с вилкой в кулаке, занес. В этой позе он замер. Тень подвинулась, и солнце высветило ручей вглубь, до песочка. На солнце выплыла стая налимов и остановилась против течения. Александр ткнул в них вилкой — и окунулся вслед за своим ударом с головой. Вода потащила его глубже под мост, больно ударяя о камни. Он сумел затормозить себя, обхватив один. Выбрался на берег, который здесь, под мостом, оброс высокой крапивой. И спохватился: вилка!
Она канула — именная…
Стало не до налимов. Александр исходил под мостом все вылезающие над водой камни. Он искал с таким рвением, что даже не заметил, как обсох. В ручье он нашел серебряную монетку (Екатерининский гривенник), стреляную алюминиевую гильзу от немецкой ракетницы и, наконец, вилку, но не свою, именную, а ничью. Заржавленную вилку с недостающим зубцом и надписью Ленобщепит.
С криками под мост сбежали сельские. Сын учительницы Альберт, а с ним еще трое. Двое из них были нормальные мальчишки, маленькие мужички — в кепках, штанах до щиколоток, но босые. Третий, самый старший, был местный дурачок по кличке Минер. Так его прозвали за то, что ему руки оторвало — по локоть — противопехотной миной. Один из мальчишек закричал на Александра:
— Это моя! А ну отдай! — и вырвал вилку из протянутой руки.
Минер остался на берегу, а мальчики стали ловить налимов, а больше брызгаться и мутить воду. Альберт увидел, что Александр смотрит себе в ладонь, и выпрыгнул.
— Это что у тебя?
Александр показал монетку.
— Откуда?
— Нашел.
— Где?
— Вон там.
— Отдай мне, а? Я, — сказал Альберт, — коллекцию собираю. Ты ведь не собираешь коллекцию?
— Нет…
— Ну и отдай тогда мне. А я тебя за это дрочить научу. Ты умеешь дрочить?
— Нет.
— Я тебя научу, — пообещал Альберт. Он обернулся: — Эй, ребя, кончай воду мутить! Давайте Сашка дрочить научим!
Сельские вышли и оглядели Александра.
— Мал еще.
— Мал, да удал! — вступился Альберт. — Ну-ка, покажи им, Сашок.
— Чего? — не понял Александр.
Сельские сплюнули и босыми ногами растерли свои плевки, что означало: презирают. И Минер плюнул тоже, но сам себя оплевал на подбородок.
— Смотри. — Альберт осторожно расстегнул английскую булавку на лишенной пуговиц прорехе своих штанов, застегнул ее снова на краю дырки, после чего вытащил за кожицу наружу своего петушка и сказал наставительно: — Видишь? Называется…
— Тоже и… говорят, — дополнил другой.
— Можно и так, — согласился Альберт. — Теперь ты свой покажи.
Александр заложил руки за спину.
— Не могу.
— Это почему?
— Мне мама не разрешает.
— Чего она тебе не разрешает?
— Брать это в руки. И Александр добавил тихо: — Хуй.
Сельские захохотали. Даже Минер — замычал и запузырился, глядя на Александра.
— Дает, да? Как же ты ссышь, Сашок, — без рук, что ли?
— Что это, «ссышь»?
— Не понимаешь!.. Ну, «писаешь» — или как там в Ленинграде у вас говорят.
— «Дюньдюнькать» говорят.
— Как?
Александр повторил. Сельские катались по траве, зажимая сквозь штаны своих петушков.
— Ну и как же ты «дюньдюнькаешь» без рук? — добивался Альберт.
Александр повернулся и пошел. Не нравилось ему все это.
— Обожди, — догнал его Альберт. — Ее ведь здесь нет, мамаши твоей? Давай, Сашок, возьми его в руку! Она об этом ничего не узнает.
— Узнает.
— Это как же она узнает?
— В
Выслушав Александра, сельские посмотрели на Альберта, который нащупал и взял пальцами ноги камешек.
— И ты в это веришь, Сашок?
Александр кивнул. Ногой Альберт отшвырнул камешек.
— Опиум для народа! Нет у нее такого кольца.
— Оно на пальце у нее.
— Я не говорю, что нет. Я говорю, что не волшебное оно. Ничего волшебного в природе нет, Сашок. Кроме сказок для сопливых. Мозги тебе гребут — понимаешь? А ты и уши развесил. Может, ты и в Бога веришь? Который каждого из нас видит?
— Нет. — Александр покачал головой, отказываясь наотрез. — Бога нет.
— Вот и молодец! А ну, пацаны, давайте-ка проверим кольцо его мамаши!
Сельские вынули своих петушков и стали их теребить. Петушки их от этого вздулись, лопнули и облезли — прорезавшись, как подосиновики из-под земли.
Минер, у которого рук не было, стал мычать. Тогда Альберт оставил своего петушка и стал доставать из штанов Минера нечто сопротивляющееся. При этом Альберт от усилия морщился, приговаривая:
— Сейчас, Минер, тебя Сашок подрочит.
Он вытащил наружу член Минера, и Александр попятился. Это было что-то страшное. Оно чуть не лопалось и было таким толстым, что кулак Альберта на этом не сходился. И, круто выгнувшись, оно смотрело вверх. Альберт задвигал кулаком на этом — назад, вперед. Рот Минера приоткрылся и выдул пузырь.
— Это и называется «дрочить». Ясно, Сашок? Давай-ка, берись. — И он снял руку. — Да не бойся, не укусит!