Беглый

Вот взять меня — что мне Баходыр сделал — в прядильный сослал? А оттуда я в гады последние скатился, в сильвестры позорные?

И что теперь? Я стал, как Зорро, ему мстить?

Я подрезал его в темном подъезде тупым супинатором? Или когда завхоз ему мясо вареное на завтрак тырил — отметал я это мясо? Отметал или нет? Плевал ему в суп? Строил козни? Мстил по мелкому? Нет!

Так какого ты мне, Баев, здесь сейчас на совесть тут давишь? А?

Гори оно все синим пламенем!

Рванул до Бахрома — нача режима. Что он мне сейчас сделает? Я уже с самого утра вольный человек — просто у них порядок такой — отпускать после утреннего просчета. Под мою свободу надобно подвести бумажно-волокитную базу, будто, сука, у них двух лет не было, чтобы подготовится к моему празднику. Лишние пару часов мурыжат теперь. В аду.

А вы знаете, сколько стоят эти пару часов моей и без того короткой жизни в вашем суетном денежном эквиваленте? Суки!

Походу — о денежном эквиваленте… Ведь придется раскошелиться, а? Ну и хитровыебанный же ты бох, Кришна! Сначала, понимаешь, дал, а потом — взял! Да и хрен тебе навстречу — подавись!

Самое мутное — это процесс принятия решения. Поэтому принимать решение надо максимально быстро. Не взвешивайте варианты, как богатые евреи в дешевой лавчонке. Придет время — и вас самих будут взвешивать. Это суть. А остальное нет. Каков ваш удельный вес?

А дензнаки? Однозначно не суть! Бумага с изображением людей, которые также когда-то пороли чушь и лихорадочно дрочили перед сном. Теперь бумагу с портретами этих давно умерших людей можно обменять на рис, морковку и мясо для плова. Какие же мы продвинутые и изобретательные — потомки обезьян.

Вы, что и правда мечтаете, чтобы бумагу с вашим портретом обменивали на йогурт? Хотите, чтобы на газетке с вашим портретиком сантехники на привале селедочку чистили?

У меня вообще после отсидки стойкая аллергия на тиражирование собственного изображения. Пойдите — поищите мои фотки, следопыты фенимора купера.

Ладно. Теперь о главном. Главное, чтоб сейчас без выебона взял Бахром. Чтобы без ложного стыда и жеманства.

* * *

— Бахром-акя, калайсыз? Сох саламатмимысыз, башлык? Тут дело такое, гражданин майор.

— Товарищ! Товарищ майор — ты у нас, Шурик, с утра уже свободен, если не ошибаюсь?

— Товарищ майор! (У меня по-военному изменилась осанка и тембр) Товарищ майор, тут в пятом отряде есть один великий каратэка. Статья — нормальная, любовника жены случайно мочканул, вы понимаете?

— Еще как понимаю. За такое надо было медаль дать.

— Ну так отрядный пятого, Баходыр, письма его жены читал, да еще и острил не к месту.

— Так и что теперь? Каждый вонючий зык будет мне офицеров МВД Узбекистана избивать? Это нездоровый прецедент.

— Бааахром-акя! Тут у нас спортзальчик есть — сэпэпэшный. Давайте, этот сэнсэй и будет там заниматься дополнительно. С офицерами МВД Узбекистана? А? Сколько пользы! Смотрящим его туда пристроим, а, Бахром-акя?

— Хм. Интересная мысль. А заявление в СПП он напишет?

— Нуу… Не сразу может быть… Но он тренер, профессиональный тренер, понимаете?

— Хорошо. Красиво. Ты — на свободу с чистой совестью. Костолому твоему — свой спортзал. А мне что с того?

О! Как же я ждал этого вопроса. И мечтать не мог о лучшем раскладе. С поклоном подскочив к Бахрому сбоку, медленно высыпал мою скудную столовскую выручку в ящик стола.

— Ну, хорошо, Шурик. Можешь идти.

— Нет-нет, что вы, Бахром-акя! Не могу идти — как же? Вы в изолятор позвоните, пожалуйста. Пока ему там не переломали все, что ломается.

* * *

Вот и все. На свободе с чистой совестью. Готов к путешествию. Куда угодно. Только бы быстрей отсюда. Быстрей.

Знаете — в Библии есть байка. Иисус возрождает Лазаря из мертвых. Просто проникнитесь эмоциями Лазаря. Вот — лежу в гробу. Через пару часов — черви начнут мной лакомиться. И вдруг — бабах — второй шанс! Ожил! Воскрес! Да я же теперь умней, мудрей буду — в жизни не повторю ошибок, вот увидишь, Господи!

* * *

К счастью, нас освобождается сегодня только пятеро. Иначе оформление у этих негодяев заняло бы долгие недели. Спешить тюремным чиновникам в этом поселке совсем некуда.

Хотя мы давно вышли за ворота, нас уже третий час фильтруют из одного казенного коридора — в другой казенный коридор, из кабинета с юртбаши в кабинет, все заставляют подписывать какие-то бумаги, формы, бланки, спрашивают — где собираемся «трудоустраиваться», дают по нескольку тысяч смешных узбекских денег (Амур Темур — как обычно, скачет на лошади).

Реальную стоимость этого арабского скакуна мы откроем для себя сразу же у ближайшего, торгующего сигаретами и залежалым сникерсом, поселкового ларька.

Первый за годы ларек, где ты уже просто покупаешь, а не отовариваешься.

Мужички одеты похуже меня. У них не было таких возможностей. Весь их вид уже является нарушением столь ненавистного мне понятия «общественный порядок». А мужички собираются купить, кроме сигарет, еще и мутноватой теплой водки. Свобода! Хотят, понимаешь, чтобы фиеста взорвалась немедленно. Настрой у мужичков искристый.