Бегом на шпильках

— Мам, — говорю я робко. — Ты хотела со мной о чем-то посоветоваться.

— Действительно, хотела.

Я жду.

— Мама? Ты все еще там?

— Подожди! — шипит она в трубку чересчур наигранным шепотом. — Тут Сьюзан чего-то торчит возле картотеки! — Наступает пауза, во время которой мама, вероятно, делает Сьюзан знак глазами, давая понять, что ее план раскрыт, а затем: — Натали. Я приняла решение. Я еду в Австралию.

— Мам! Да это же здорово! Когда ты решила? Когда ты едешь? А Тара и Келли знают?

— Я приняла решение в воскресенье вечером. Билеты заказала вчера рано утром. Дорогая, ну конечно, Тара и Келли знают. Нельзя же сваливаться на людей без предупреждения, как снег на голову! Тони я еще ничего не говорила. Собираюсь, но пока не было подходящего момента. Уезжаю я через две недели. Собираюсь пробыть там недели три: раз уж я все-таки решила тащиться в такую даль, да еще за такие деньги, то надо уж использовать возможность по максимуму. Келли предложила остановиться у нее, судя по всему, у них довольно миленький городской домик, в каком-то Паддингтоне, но, знаешь, я сказала, что первую неделю я поживу в гостинице, а там, мол, посмотрим.

— Очень хорошо, мама, — радуюсь я.

— Однако, — добавляет мама, — во всей этой бочке меда есть одна маленькая ложечка дегтя. Твой отец.

— Папа?

Мама вздыхает так, будто я сморозила какую-то глупость.

— Вот об этом-то я и хотела с тобой поговорить. В воскресенье, после разговора с тобой, мы беседовали с ним по телефону. И, похоже, он тоже не прочь поехать. Ему очень хочется увидеть внучку. Уж я-то знаю твоего отца. Пусть он и сотворил из себя эдакий гибрид Хулио Иглесиаса с Берти Вустером.[75]

— Ма-ам, — говорю я неодобрительно.

— Итак. Вопрос: должна ли я пригласить его? Или пусть этот старый дурак продолжает спокойно вариться в своем собственном соку с пониженным содержанием жиров?

— Мама! — задыхаюсь я от волнения. — Я думаю… я думаю, ты поступишь правильно, пригласив его. Если только… — сглатываю, — Кимберли Энн его отпустит.

— Натали, я была замужем за этим человеком целых шестнадцать лет. И готова поставить свой последний «бакс», так, кажется, говорят у них в Калифорнии, на то, что маленькая Мисс Глупышка-в-Трусишках отнюдь не главный начальник в этом семействе. Даже если она так не думает. Да, твой отец издает нужные звуки, но при этом все равно поступает так, как ему хочется. Единственное, что мешает ему сегодня же прыгнуть в самолет, — это его гордыня. Он никуда не поедет, пока я его не приглашу. А я как раз не уверена, что он заслуживает моего приглашения.

Втянув в себя щеки, я тихонько покусываю их изнутри. Хочется выкрикнуть: «Пригласи его!», но я знаю, что папа — не единственный, кто поступает так, как ему хочется. Наконец говорю маме, что мне очень лестно, что она решила посоветоваться со мной, но все же это не мое это дело — принимать такие решения. Но мама, не оценив моей почтительности, внезапно отключается. Или это Сьюзан опять подкралась к ней?

Пытаюсь сосредоточиться на заказе Мэтта, но беспрерывно отвлекаюсь на более срочные дела: проверить, все ли у меня нормально с зубами; вспомнить имена и фамилии всех моих одноклассников в четвертом классе начальной школы; отыскать подставку для яйца в форме снеговика. Когда-то я ставила будильник на семь, а в 8:30 уже сидела за своим рабочим столом, — успев при этом заскочить в спортзал, чтобы сделать десятимильную пробежку. А что теперь? С «бегущей дорожкой» мы последний раз виделись три дня назад, да и то — каждый шаг давался с огромным трудом! Ощущение было такое, что в груди не сердце, а пережаренный стейк. И это у человека, который занимался аэробикой по шесть дней в неделю! Конечно, от пилатеса тоже устаешь, но от него так не худеешь…

Кстати о пилатесе. Нужно позвонить Робину, — подтвердить, что буду на занятии в 17:00, — и выписать чек. И хотя мама санкционировала мое решение подкатить мое будущее к самому краю обрыва, остается еще одна проблема: заключая договор со знакомым Алекс, я тем самым усложняю ее любовную жизнь. Я — ее подруга. Правда, не думаю, что надолго: дружба кончится, стоит ей узнать, что мы соперницы в борьбе за Энди. И тут до меня вдруг доходит, что Алекс ведь может и не знать о соперничестве.

Почему это я решила, что Энди ей все расскажет? Она, конечно, обязательно поинтересуется, есть ли что-то между нами: на то она и женщина. Но Энди преспокойно может солгать: ну да, я им увлеклась, но без какой-либо взаимности с его стороны. И ведь Алекс ему поверит. Бабс будет кипятком писать от восторга, узнав, что они снова вместе, и, разумеется, с радостью подтвердит его басню.