А может, у него из «астры» вывалился двигатель, механики сказали, что ремонт займет кучу времени, и Алекс предложила ему переночевать у нее на диване? А может, они проболтали всю ночь и Анди просто уснул на диване? А может, Алекс поняла, что все еще любит его, а он понял, что уже не любит ее, и она расстроилась, расплакалась, а Энди остался из жалости и заснул на диване?
А что, если
— А вдруг он попал в какую-нибудь неприятность?
— О нет, — возражает Мэтт. — Энди, похоже, весьма благоразумный парень. Я уверен, он воспользовался презервативом.
Когда я кладу телефонную трубку, то едва сдерживаюсь, чтобы не броситься к холодильнику и не прикончить остатки шоколадного мусса. Чувствую, как меня переполняют злоба и гнев, и хочется опять, по старинке, заняться самоуничтожением. Рывком распахиваю кладовку: жестяная банка «Бендикс» призывно поблескивает: «Ну же, давай, ты же знаешь, что хочешь этого». Я представляю, как разрываю целлофан, лихорадочно вожусь с крышкой, отрываю ее и, одну за одной, вынимаю жирные, комковатые конфеты: эта сливочно-помадная масса, густая и липкая, это неудержимо-маслянистое ощущение
Швыряю банку в помойное ведро. А поскольку не могу сказать о себе, что я выше того, чтобы доставать продукты из ведра, вываливаю остатки мусса и лазаньи поверх «Бендиксов», чтобы уж наверняка. Мне хочется выскрести тарелку из-под лазаньи, облизать ложку из-под мусса, и есть, есть, есть: все что угодно, даже мой скраб для кожи с молоком, медом и миндалем. Поэтому пускаю сильную струю горячей воды, торопливо сваливаю все в раковину, и — вот теперь я в безопасности. Я отказываюсь заменять Энди мятной помадкой. Может, он и гад, но не стоит мешать его с грязью.
Хотя ужасно хочется. Кровь грохочет в ушах. Желание обожраться, чтобы потом выблевать все — не самая заманчивая перспектива. Это как договор с дьяволом. Наверное, именно это называют «навязчивым состоянием». Оно превращается в твоего лучшего друга, в то время как ты наивно считала, что это всего лишь случайный знакомый. Ты околдована. Тебе плевать на то, что будет потом; тебе важно набить свои внутренности
Но даже такое безумие, такое лишенное всяческого достоинства отчаяние — это лишь миллионная доля того, что испытываешь при булимии. Когда ты счастлива — легко сопротивляться полным комнатам всяких разных сумочек, марципанов, крэка, да всего чего угодно. Но стоит настроению упасть — и твои демоны тут как тут. Попробуй теперь отказаться от соблазнов — вот настоящее испытание. Вплоть до сегодняшнего дня я категорически проваливала все тесты. Но сегодня что-то останавливает меня, и это что-то — я сама. Я понимаю, что не хочу оказаться в проигрыше дважды. И не окажусь! Собираюсь с силами, представляя, будто меня сейчас снимают скрытой камерой. Кому захочется низко падать на глазах у телезрителей?
Пускай смотрят, как я отмываю, отскребываю, отдраиваю квартиру до тех пор, пока запах духов Алекс («Шанель № 5» — что может быть более раздражающим?) полностью не исчезнет. Возможно, зрители и заметили, как я — пару раз, а может, и все сорок, — заглядываю в нутро холодильника, но даже это можно объяснить обычной скукой. Как и яростные взгляды на часы. А как насчет прыгания по каналам до двух ночи и наведения макияжа? Ну, и что? Да просто человеку нравится хорошо выглядеть для… самой себя. А что до монотонных ударов кулаком в подушку — так, может, человек — боксер-любитель. Или подушка чересчур жесткая. Сегодня утром я даже съела прописанный мне завтрак (возможно, телезрители подумали, что молоко просто скисло, откуда им было знать, что я галлюцинировала блинами?). Я не собираюсь портить свою репутацию, превращаясь в полную психопатку. Перебьетесь!
— Где тебя носит, ты, мерзкий, долбаный КОЗЕЛ?! — визжу я, колотя кулаками по столу. — СВОЛОЧЬ! Ненавиииииииииижу!
Нужно садиться за работу, но я слишком раздражена. Лучше позвоню маме. Ей наверняка не терпится услышать, понравилась ли гостям ее лазанья. Итак, набираю номер хирургии, выдерживаю долгие допросы «с пристратием» относительно аппетита кажого из гостей, а затем задаю вопрос, который все время забываю задать.