Бегом на шпильках

— Натали, — шепчет он, накручивая на палец золотистый локон. — Тебе надо почаще распускать волосы.

Все еще в оцепенении, я почти пускаю слюни от восхитительного нахальства этого парня, но тут между нами возникает бледное круглое лицо. Мы отодвигаемся друг от друга, и над нами звенит противный голос Франни:

— Наталиии! А где же твой дружок? Сол Боукок?!

Глава 2

Я знаю Бабс очень давно. Я знаю, что заставляет ее смеяться, — названия разных местечек, типа Пиддльхинтон или Браун-Вилли.[2] Я знаю, что заставляет ее плакать, — все что угодно: от газетных репортажей о голодающих детишках до финала фильма «Тернер и Хуч», когда Хуч умирает, но оставляет после себя щенячье потомство. (Она тогда орала во всю глотку: «Но ведь это не одно и то же!») Я знаю, что она ненавидит мелкие зубы и абрикосовую мякоть. Я знаю, что от бюстгальтеров с проволокой у нее выступает сыпь. Я знаю, что она может побить Тони в армреслинге. Я знаю, что у нее над левой коленкой крошечная, черная точка, — память о детской шалости с острым карандашом. Я знаю, что ее любимые слова — это «хали-гали» и «тыковка». Я знаю, какие звуки издает Бабс, когда занимается сексом.

Так что можете представить себе мое негодование, когда Бабс стала по новой знакомить нас с Саймоном.

— Так, ага, а откуда вы знаете Барбару? — спросил он.

Я не поверила своим ушам: да как он мог такое сморозить? Это же все равно что спросить Господа Бога: «Так, ага, а откуда вы знаете Адама?»

— Откуда я знаю Барбару?! — пронзительно взвизгнула я. Правда, тут же постаралась взять себя в руки, поскольку с деревьев градом посыпались летучие мыши, в ужасе затыкавшие свои ушки. — Да я ее уже тыщу лет знаю! — У меня даже перехватило дыхание. — Мы с ней закадычные подруги.

Я была так поражена, что не сказала больше ни слова, однако его вопрос еще долго бушевал в моей голове, словно хулиган в детской песочнице. Какими же надо быть одержимыми, если за целых семь дней ускоренного курса интимной близости Бабс ни разу не упомянула обо мне? Но скоро я все поняла. Их увлечение было взаимным и тотальным. Эти их бесконечные ласки в моем присутствии. Меня так и подмывало заорать: «Да прекратите вы, в конце-то концов!» Но они не хотели ничего видеть и слышать. Когда я что-нибудь говорила или даже просто улыбалась, эти двое становились слепыми и глухими. Меня исключили как класс. Это было ужасно обидно. Все равно как если бы вор не пускал вас в ваш собственный дом. Я не могла в это поверить. Мой бойфренд мог бы написать целую диссертацию о Бабс уже через две недели после знакомства со мной. Хотя, возможно, Сол Боукок просто не так сильно влюблен, как Саймон.

Возможно, Сол — слишком благоразумный человек, чтобы так вот просто взять — и влюбиться.

Мы едем — с благоразумной, разумеется, скоростью — в направлении Хендона, к уединенному белому домику моей мамы, где нас ждет праздничный ужин по случаю недавнего повышения Тони. (С Исполнительного-Менеджера-по-Маркетингу до Вице-Президента-по-Маркетингу в звукозаписывающей компании «Черная Луна». Хотя, как однажды заметил мой босс Мэтт: «Бьюсь об заклад, в „Черной Луне“ найдется даже Вице-Президент-по-Чайным-Пакетикам».)

Солу нравится бывать у моей мамы, поскольку та постоянно клохчет и суетится вокруг него в тщетной надежде, что он сделает мне предложение.

— Может, остановимся и купим Шейле цветов? — говорит он, притормаживая на желтый свет вместо того, чтобы надавить на газ, как это делают все нормальные люди.

— Хорошая мысль, — киваю я.

В этом-то и заключается вся беда Сола. Да, он внимателен к другим, но при этом он дико правильный. У него аллергия на любое отклонение от заведенного распорядка. Сол полагает, что «импульс» — это название дезодоранта. Я смотрю на его профиль и стараюсь думать о чем-нибудь хорошем. Сол — очень милый. Честный. Надежный. Предсказуемый. Нежный. Единственный из всех моих знакомых, кто может осторожно постучать девушку по спине и спросить: «Можно тебя обнять?»

— В смысле, трахнуть? — с сомнением спросила как-то Бабс, когда я рассказала ей об этом.

Нет! В смысле, обнять — в полном обмундировании и без всяких там фривольностей. Сол не похож на других мужчин. Мы познакомились девять месяцев назад, в педикюрном салоне, и его «подкатной» заготовкой — с сожалением должна отметить — было: «У вас такое умное лицо. Чем вы зарабатываете на жизнь?»

Поскольку ни с одной женщиной на свете он никогда не продвинулся бы дальше этого безнадежного речитатива, — наверняка даже у Папы Римского язык и то поострее, — у меня просто не хватило жестокости осадить его.

— Я старший пресс-секретарь «Балетной компании Большого Лондона», — вежливо ответила я. — А вы?

— А я — бухгалтер, — ответил он совершенно серьезно. — Но машина у меня хорошая.