Бегом на шпильках

— Все будет в порядке. Прошу тебя, не переживай из-за кулинарии и, пожалуйста, не надо ничего говорить Джеки. В общем, я решила сменить образ деятельности. — Делаю глубокий вдох и стараюсь придать голосу уверенность. — Я собираюсь пройти курс для инструкторов по пилатесу. Это такой вид физических упражнений; он укрепляет тело и дух, и… — чтобы успокоить маму, — даже пожилые… вполне зрелые люди могут этим заниматься. Я планирую использовать свое выходное пособие и внештатно работать для Мэтта, плюс к тому буду и дальше сдавать комнату, так что голодной я не останусь, все будет нормально, это приличная работа, и беспокоиться совершенно не о чем.

Следует долгое, осуждающее молчание.

— Разве кто-нибудь, — наконец отвечает мама, голосом жестким, словно до предела натянутая эластичная лента, — что-нибудь говорил о беспокойстве?

Я так благодарна ей за эту ее сдержанность, — наглядное доказательство того, что она действительно услышала и поняла все, что я проорала ей на днях — что лишь в 15:45, когда я сижу в маленькой, тусклой приемной на Крауч-Энд, ожидая прихода Алекс, до меня вдруг доходит, что я ведь так и не спросила маму, какой же совет ей был нужен. Ладно, позвоню ей сразу же, как доберусь домой. Записываю свое благое намерение в ежедневник.

В 16:06 двери доисторического лифта, прямо напротив моего потертого дивана, открываются, и появляется Алекс. Рядом с ней — настоящий великан с наголо обритой головой, темно-синими глазами и черными ресницами. Великан одет в тренировочные брюки, кроссовки и лиловую футболку с разводами. Ему даже не надо прилагать никаких усилий: своей грацией и осанкой он и без того похож на бога.

— Натали, какая неожиданность! — Алекс широко улыбается. — Ты вовремя!

Робин ведет нас в соседнюю кофейню. Я не могу отвести от него глаз: из чисто антропологического интереса. После того, как мы делаем заказ — кофе с молоком, но без кофеина, ромашковый чай и минеральная вода без газа, — он говорит:

— Итак, Натали. Почему именно пилатес?

Я заливаюсь краской.

— Ну, я… — «Секундочку, — думаю я, — а платит-то кто? Я, что ли?» — До недавнего времени я занималась пиаром, но эта работа была, э-э, не вполне кармической.

Поскольку я не уверена, есть ли вообще такое слово, «кармический», то тут же добавляю:

— В общем, сейчас я работаю внештатно, но для себя решила, что хочу заниматься делом, которое действительно приносило бы удовольствие. Раньше я много бегала, но мои коленки уже начинают поскрипывать. А потом я попоробовала пилатес, Алекс предложила, и оказалось, что это действительно чудо. После него я почувствовала себя спокойной, а ведь я никогда себя такой не чувствую. Конечно, придется поменять привычки, но я уже не могу думать ни о чем другом. Мне бы очень хотелось зарабатывать этим на жизнь. Надеюсь, — добавляю я поспешно, — я не сказала ничего дурного.

— Нет-нет, все нормально. — Руки у Робина приятно экспрессивные: по ходу разговора они поднимаются и опускаются, расставляя нужные акценты. — Просто когда кто-нибудь говорит мне, что хочет обучаться пилатесу, мне нужно знать: почему. И ваши объяснения мне кажутся вполне резонными.

Я чувствую себя безмерно довольной, будто учитель только что воскликнул: «Яблоки! Обожаю яблоки!»

Робин улыбается.

— Тому, кто хочет у меня обучаться, — говорит он, — придется первое время приходить в студию и работать над своим собственным телом. Как минимум шесть месяцев, по два раза в неделю. Эту часть курса мне не хотелось бы сокращать. Здесь важна именно длительность. Людям нужно дать время измениться.

Будучи человеком, всегда боровшимся с переменами с решимостью дурно воспитанной собаки, вцепившейся зубами в тапок, я согласно киваю:

— Безусловно!

— Само обучение длится год. Во время практических занятий вам придется проводить в студии по двенадцать часов в неделю. Каждый инструктор должен развить свой собственный метод мышления.

Робин продолжает говорить, а я, несмотря на подступающую панику, поддакиваю, кивая головой так, что она вот-вот отвалится. Пять тысяч фунтов за весьма сомнительную привилегию иметь свой собственный метод мышления! Я буду изучать свое собственное тело, внутреннюю стабилизацию (кто бы еще объяснил, что это за штука?), позиционный анализ и движение относительно других людей (других людей?!), лечебные упражнения, затем — традиционная работа с пилатесом в студии, пилатес на коврике и его преимущества и, наконец, курс ученичества и практические экзамены. Мы можем начать прямо завтра.

Завтра?!

— И мне… э-э, даже не надо проходить пробы? Доказывать серьезность своих намерений?

— У вас будет шесть месяцев на работу в студии прежде, чем мы решим, стоит ли продолжать обучение еще год, — отвечает Робин. — По-моему, этого вполне достаточно для доказательства, не правда ли?

— Экзаменов я не боюсь, — говорю я Алекс после того, как Робин выходит из кафетерия, и все головы, как женщин, так и мужчин, поворачиваются ему вслед. — Я могу выучить наизусть все что угодно. Думать за себя — вот что меня пугает. Меня же всю жизнь учили только слушать других.

Алекс качает головой.