Бегом на шпильках

Однако оно действительно представляет собой обстоятельство, которое мой брат всегда предпочитал игнорировать, поскольку участие семьи в этом случае весьма и весьма нежелательно. Одна из причин, благодаря которым мой брат добивается успехов в жизни, как раз и заключается в его граничащем с шизофренией умении делить свою жизнь на изолированные друг от друга отсеки. В противном случае возникает слишком много препятствий.

— Тони, мне очень, очень жаль, что так получилось, — шепчу я.

— Да знаешь ли ты, твою мать, что это означает? — орет он мне в самое ухо.

Молча киваю. И хотя Тони вроде как потакает нашей маме в ее одержимости каждым его шагом, на деле он так ни разу и не позволил ей копнуть чуть глубже поверхности. Щедро раздавая информационные закуски («Мам, ты только никому не говори, но Такой-то-и-сякой-то отказался садиться в Лутонском аэропорту, потому что, по его мнению, Лутон — это не рок-н-ролл»… «Мам, жаль, что ты не видела, как эта группа, помнишь, те, которым мы отказали с контрактом, арендовала двухэтажный автобус без крыши, устроила из него концертную площадку и барабанила под окнами „Черной Луны“ до тех пор, пока их не выперла оттуда дорожная полиция»), самые вкусные факты Тони оставляет для себя. Истинный маркетолог. Будто и впрямь собирается честно сказать все, что думает. А мама лишь скребет по твердой скорлупе личной жизни своего сыночка, словно крот, пытающийся вырыть нору в гранитной породе.

— И это, — кричит он, — лишь верхушка громадного, жирного айсберга по имени «бабушка», посягающего на наши жизни!

Точнее не скажешь. Молча киваю в трубку. Жирный айсберг-бабушка вошел в дрейф, и его гигантская, разрушительная махина плывет к нам, давя и круша любое препятствие, возникающее на пути. Тони никогда не хотел ничего такого. С тех пор, как наш отец сбежал в Лос-Анджелес, Тони превратился в самостоятельного, независимого человека. Да, он по-прежнему играет роль послушного, заботливого сына и брата, но дистанцию при этом сохраняет. Он никогда не спрашивал, не желаю ли я нюхнуть кокса. Несмотря на дружескую болтовню, Тони держится особняком. Таков его принцип. И о Келли с Тарой я узнала лишь потому, что он проболтался как-то на Рождество, напившись в сосиску.

Сказать по правде, мне ужасно хотелось бы с ними познакомиться. Тайное семейство Тони всегда вызывало у меня восхищение. Во-первых, я считаю, что иметь семью на стороне — уже само по себе очень эффектно. А во-вторых, мне кажется, мы быстро нашли бы общий язык. Келли — художница и, по-моему, классная девчонка, — рассудительная и в то же время веселая и забавная, а Тара, судя по всему, — та еще дурочка. В своем ежегодном письме № 5 Келли написала, что, когда вырастет, Тара хочет быть как Симпсоны. Тони рассказал мне об этом, будучи под коксом. Еще и хихикнул: «Прямо как ее папочка».

Он показывал мне фото, и я тогда подумала: как же это может быть, что ему не хочется встретиться с этим маленьким мышонком: с бронзовой кожей, длинными светлыми волосиками и ярко-голубыми глазками, цветом точь-в-точь как у ее отца? Моя племянница. Думая о Таре, я понимаю, что до тех пор, пока Тони не выложит все до единой подробности об этой паре, — включая любимый сорт хлопьев и девичью фамилию матери Келли, — наша мама от него не отстанет: будет кидаться на него, словно фурия на распродаже дамских сумочек в «Харродз».[25] И это всего лишь начало. Дни моего брата сочтены — и виновата в этом я.

— Она же перетащит их сюда, в Хендон! — орет он во всю глотку. — Моя гребаная душа станет достоянием общественности!

И хотя это вопиющая художественная вольность, — у Тони, насколько мне известно, души отродясь не было, — я понимаю, что он имеет в виду.

— Ты уверен? — Мой голос дрожит. — В смысле, променять пляжи Бонди на… Брент-Кросс и «Блокбастер-видео»… навряд ли они…

Тони переходит на визг:

— Да мама уже мчится сюда! А мне завтра с утра улетать в Нью-Йорк! Этому же конца не будет! Она достанет меня! Меня ждет не жизнь, а сплошная мыльная опера!

Боюсь, что здесь он отнюдь не перегибает палку. Изо всех сил стараюсь не заплакать, и мне это удается.

— Я тебе вот что скажу, — рычит он. — Тот придурок, с которым ты зависаешь, и его сраная группа, — они меньше, чем ничто! Другие приходят и уходят, а эти — ушли раньше, чем пришли! Так и передай ему от меня, родная: говно не отполируешь!