Бегом на шпильках

Что со мной? Мне грустно? Или я злюсь? Нет, я даже не знаю, что такое злость. Но если засунуть руку поглубже в душу и пошарить там, то на нее наверняка налипнет мерзкая слизь. Я просто переполнена гадостью и мерзостью. Сделана вовсе не из того, из чего делают всех хороших девочек. Я сделана из улиток и слизняков. Тыкаю себя в живот: твердо. Эта внутренняя гниль — несомненно, нечто большее, чем маленькие конфетти зависти.

Что же мне делать? Знаю. Я сотворю что-нибудь эдакое, чтоб доказать: я все еще достойна ее дружбы. И я даже знаю, что нужно сотворить. И это будет сделано на шестьдесят процентов от доброты, на тридцать — из эгоизма, и на десять — из любопытства.

Я все-таки предложу ей это.

— Нэт, ты там в порядке? — слышится голос из-за двери.

Я даже подпрыгиваю от неожиданности.

— Да-да, все нормально, сейчас выхожу, еще буквально секундочку.

Натягиваю коричневые сапожки из змеиной кожи, — те, что заставил меня купить Мэтт. Шпильки такие высокие, что даже мои ножищи кажутся в них крошечными. Правда, расплата за такие каблуки — ломота в спине весь следующий день. Делаю глубокий вдох и распахиваю дверь в прихожую. От добрых намерений даже руки чешутся! Бабс протягивает мне чашку кофе.

— Черный, без сахара.

Чувствую благодарный трепет. Вообще-то я терпеть не могу черный кофе. Он такой горький, будто грызешь семечки от яблок. Бабс прекрасно знает, что я предпочитаю кофе с молоком, но пить его все равно не буду, так как от молока поправляются.

— Знаешь, — говорю я поспешно, — я, наверное, добавлю молока.

Чашка вздрагивает в руке Бабс.

— Хотя бы капельку. Я решилась.

Бабс несет кофе на кухню, словно преданный вассал, доставивший голову изменника своему королю. Я не обязана пить его. Сорок девять калорий на каждые сто миллилитров наполовину обезжиренного, то есть почти в шесть раз больше — в одной пинте. Ничего, завтра можно будет устроить двойную пробежку. А еще лучше — сразу, как она уйдет.

Я по капелькам цежу молоко в кружку. Бабс кричит:

— У тебя лягушка во рту!

Виновато поднимаю глаза. Она использовала наш секретный шифр (что означает: «не молчи! выплюнь!»), чтобы я почувствовала себя лучше.

— Нэт, — добавляет она мягким голосом. — Ты молодец, что не боишься.

Чувствую себя посмешищем.

— Ага, — говорю я. — Пятилетние дети борются с раком, а я, значит, такая храбрая, что не боюсь добавить каплю молока в кофе.

Бабс склоняет голову набок, знаком приглашая меня за собой в гостиную. Я плетусь следом, дрожа от страха. Ужасно боюсь, что она снова начнет ругаться, и потому сейчас мне хочется угождать ей во всем.

— Бабс, — говорю я. — Как там дела у Энди?

Если Бабс и удивлена, то умело это скрывает.

— Нормально.

— Так он… — мне хотелось задать вопрос очень тактично, но мои рецепторы тактичности по своему обыкновению вступили в перепалку с рецепторами бестактности, — подыскал себе жилье? Или все так и живет с родителями?

— Пока ищет. Я предложила ему пожить у нас, но, по правде говоря, Сай вроде как не в восторге от этой идеи. Сама знаешь: молодожены и все такое, — добавляет она с примесью сарказма.

— Ой, так это ж замечательно! — вскрикиваю я. — Ну, в том смысле, что у меня же комната пустует. Так что, если он хочет, то может пока пожить здесь!

Хочется верить, что широту моего щедрого жеста не ослабило то вопиющее обстоятельство, что на сегодняшний день, — если только я не хочу лишиться крыши над головой, — мне и в самом деле требуется квартирант.

— О! — умеренно радуется Бабс. — И что же заставило тебя передумать? Ой, прости, мне надо было самой догадаться: ну конечно же деньги.

— Нет! — пищу я. — Дело вовсе не в этом! В смысле, да, конечно, мне сейчас нужны деньги, но, правда, дело не в этом. Дело в том, что…

Я замолкаю. Некоторым мало унизить человека. Им непременно надо не только всадить нож, но еще и провернуть его.

— Я-знаю-что-последнее-время-я-какая-то-мрачная-и-мне-самой-от-этого-тяжело-и-я-знаю-что-энди-ищет-себе-квартиру-и-ты-подумала-что-он-мог-бы-пожить-здесь-а-я-проигнорировала-намек-и-теперь-хочу-наверстать-упущенное.

— Еще раз, пожалуйста, — Бабс закидывает ногу на ногу.

Ну, что я вам говорила? Садистка!

— Я знаю, — тяжело вздохнув, повторяю я, — что последнее время я какая-то мрачная, и мне самой от этого тяжело. Правда, очень тяжело. И я знаю, что у Энди проблемы с поиском временного жилья не дороже миллиона фунтов в месяц, и я поступила… э-э… необдуманно, не предложив ему пожить у меня. Так что сегодня я решила исправить свою ошибку.

Замалчиваю тот факт, что после того случая на караоке-вечеринке, мой интерес к ее брату неуклонно растет. Так что я совсем не прочь понаблюдать за Энди с более близкого расстояния. Чисто в научных целях, разумеется.

Бабс со стуком опускает кружку на мой стеклянный кофейный столик, и я едва сдерживаюсь, чтобы не заорать: «Осторожней!»

— Как это мило с твоей стороны, Нэт. Просто чертовски мило! Я сегодня же спрошу его, хорошо?

— Да, — говорю я, розовея от удовольствия и молясь всем святым, чтобы Энди оказался не таким ужасным неряхой, как его сестра.