А ровно через год она где-то услышала, что в 21 девушка считается перестарком! Она что же, будет матерью старой девы? Немедленно меня пришлось раздевать и выдавать замуж. Мне до сих пор стыдно за мою одежду этого времени. Ей было все равно за кого. В ход шли сосед-алкоголик, приятель-наркоман моего коллеги, не работающий и не учащийся (ну и что, вылечишь. Зато от него будут красивые дети с голубыми глазами!), сын бабушкиной подруги с неудавшейся личной жизнью и стоящий на учете в психбольнице, и много других интересных людей.
Когда я наконец вышла замуж и родила ребенка – она схватилась за голову: как же ты теперь будешь делать карьеру? Когда я по ее требованию вышла из декрета в год сына, она заломила руки – как же бедный крошка вырастет без материнского тепла? Когда мы жили в другом районе – она страдала от того, что я далеко. Когда мы из-за этого переехали к ней поближе, то она стала чувствовать себя связанной. И так без конца.
«Ты навязываешь мне своих детей!» – возмущенно упрекнула она меня, когда двое малышей получили очередной отказ сходить к бабушке в гости. «Я так надеялась, что ты родишь мне внуков, когда я выйду на пенсию…. – сказала грустно она, когда старшему было 12 лет, – чтобы я понянчилась…». «Ничего, что мне будет за 35 к тому времени, когда ты выйдешь на пенсию? Не очень-то это хорошо, рожать после 35». – «Ой, подумаешь!».
Виртуальная дочь
У моей мамы есть дочь. Не я.
Какой она была в детстве я не знаю. Потом она выросла в миниатюрную девушку, от которой все падали в обморок, самую милую на свете, которой можно было гордиться. Она была самой умной, пекла лучшие пироги, и сама шила себе платья, у нее были самые лучшие в мире волосы, доставшиеся ей по наследству от папы, которого ей выбрала мама (справочно – такие волосы называются пористые сухие вьющиеся;)) и самые тонкие в мире пальчики, доставшиеся ей от папиной мамы – потому что мама так загадала во время беременности (справочно – бабушка носила 21 размер кольца). У нее была фигура «песочные часы». Мне с Т-образной фигурой было непросто носить ее одежду.
Все в нее влюблялись, а она этого даже не понимала – и то, что она не видит в упор обращенных к ней чувств говорило о ее возвышенной натуре. И когда-нибудь она бы вышла замуж за какого-нибудь очень состоятельного человека – зрелого, но чтоб ни разу не женатого, который пришел бы к ней домой и вытащил ее из-за печки, где она все это время его ждала. Ну, и пока ждала за печкой сделала бы карьеру.
А потом она стала странной, вышла замуж за какого-то молодого и вовсе не состоятельного и завела себе какую-то собственную жизнь. Гордиться было нечем. Какая-то будничная у нее жизнь – зарабатывает деньги, заводит детей, покупает жилье. Ну надо же, как из такой необыкновенной дочери получилась такая обыкновенная женщина.
Моей маме стоило большого труда закрывать глаза на мою жизнь на этом этапе. Пришлось не слышать и не слушать моих рассказов. Быстро заканчивать разговор, когда подробности забот шли совсем уж вразрез с ее картинкой в голове. Ей приходилось самой поправлять образ благополучной дочери, живущей легко и счастливо, это было очень непросто. Факты лезли из всех щелей и всех событий.
Через несколько лет разрез превратился в разлом. И оказалось, что замужество испортило ее дочь и отношения между ними. Под влиянием мужа дочь стала расчетливой (а расчетливость для моей мамы была синонимом жадности. А жадность – самый страшный порок). Даже то, что я веду учет расходов и доходов говорило о том, что я слишком люблю деньги. И еще жадные люди всегда прибедняются. То, что я говорю о своих финансовых сложностях свидетельствовало о том, что я скрываю от нее свое финансовое благополучие и не хочу делиться. Экономлю на подарках. Даже ремонт в доме из жадности делаю своими руками, не нанимая профессионалов.
Я стала завистливой. Человек, который не делится, всегда завидует чужому успеху. А вдруг я позавидую ее сыну? Или ей? Лучше не говорить, что она поехала в отпуск, чтобы не вызывать в свой адрес потока зависти (а зависть самый страшный порок. После жадности). И она уезжала в отпуск тайком. Я узнавала об этом спустя пару дней, когда звонила ей. А когда не звонила – не узнавала. Она говорила, что делает это вслед за мной – я же тоже не делюсь с ней новостями о своей жизни. Это было в ту пору, когда она бросала трубки, не желая слушать «негатив».
Жадная, завистливая – я стала еще и чужой. Я сменила интересы. Гороскопы, феншуй, эзотерика, которыми она могла раньше развлекаться со мной годами, стали мне неинтересны. «В твоем гороскопе написано, что тебе предстоит много судебных тяжб, которые ты будешь проигрывать, поэтому тебе нужно идти на юридический, чтобы к этому подготовиться!» «Ну и как же ты будешь переезжать в этот дом, если в этом году не феншуй?»
И вдруг я испортилась. Я пыталась протестовать против обсуждения людей в презрительном ракурсе. Я захотела каких-то «нормальных человеческих отношений»!