Бегом за неприятностями!

— Что, допрыгались?! Добились своего?! Загубили молодых магов?!

Зычный голос Саварда заставил замереть весь зал. Он гремел болью и гневом, заставляя всех чувствовать свою вину, даже если ее и не было.

— Вы хоть поняли, что здесь произошло?! Хоть кто-нибудь?!

— Успокойтесь, профессор Савард, остыньте, — нерешительно проговорил ректор.

— Остыть?! Это вы мне говорите, Лингеи?! Сейчас расчлененные трупы этих бедных девочек остывают где-нибудь в межмирье. А кто виноват? Не вы ли, поджавший хвост, как только хозяйка повысила голос, и бросивший их на произвол судьбы?

Он обернулся в зал и безошибочно ткнул пальцем прямо в лицо господина Комина.

— А может быть вы? Вы, продавший дочь подонку?

Эгелен пытался покинуть зал, но рык Саварда нагнал его у выхода и сковал ноги ужасом:

— Или вы, мерзавец, купивший девушку для неблаговидных целей, далеких от супружеской любви и угрожавший ей связыванием силы? Если кто не знает, для мага это хуже смерти. Так вот я спрашиваю вас всех: кто-нибудь понял, что здесь произошло?

Раздалось робкое лепетание ожидавшего своей очереди студента-менталиста. Красивый синеглазый сильф, казалось, сейчас свалится в обморок, но он держался. Мало того, говорил:

— Расщепление. Они пытались бежать порталом, но их расщепило. Демоны, какая ужасная гибель!

Юноша упал на колени, прижал ладони к лицу и зарыдал. Если бы Лис и Бет видели эту сцену, они не могли бы пожелать лучшего представления.

Савард заговорил чуть мягче:

— Вы правы, молодой человек. Расщепление. Оно возможно даже в местном портале, если тот, кто его строит, будет рассеян и невнимателен. В конечную точку тело прибывает по частям. А для построения межмирового портала необходима предельная собранность и концентрация. О какой концентрации внимания может идти речь, если маг находится на грани нервного срыва? — тут он рыкнул так, что многие в зале чуть не описались, — А срыв вы девушкам обеспечили. Всем скопом. Каждый постарался!

Он обвел взглядом зал и снова обернулся к так и застывшему в проходе Эгелену:

— Он сказала, что готова умереть, лишь бы не быть твоей женой. Ты смеялся над ней, не верил, угрожал? Так вот, сообщаю: она умерла. Умерла, чтобы быть свободной.

Савард повернулся к залу и комиссии, его голос окреп, сейчас он мог бы крушить им скалы:

— Эти девочки умерли за свободу! За свободу магов выбирать себе судьбу! За честь магического сообщества! При всех заявляю: я завидую их смерти! Потому что по сравнению с ними я трус, как и все маги, здесь присутствующие.

Он вдруг замолчал и сошел со сцены, подхватив по дороге все еще рыдающего менталиста.

Взъерошенный ректор закричал:

— Защита остальных дипломов откладывается на неделю!

И выскочил вслед за деканом из зала. Он не узнавал Эверарда. Да, бешеный, но холодным, сухим бешенством, которое гораздо страшнее его обычных воплей и взрывов… Он стал таким, таким… Определения новому архимагу ректор подобрать не успел: тот отправил студента рыдать в общежитие, а сам свернул в собственный кабинет. Лингеи прошмыгнул следом. Савард тяжело плюхнулся в кресло, накинул на комнату полог тишины, достал из письменного стола бутылку и пару стаканов, разлил по ним темную густую жидкость и сунул один стакан старому приятелю:

— Выпьем.

— Выпьем.

Они молча проглотили крепкий напиток, затем ректор спросил:

— Ты правда думаешь, что они погибли?

Эверард приложил палец к губам и подмигнул приятелю:

— Т-сссс… Мой ученик не мог погибнуть. Не для того я его учил. Сбежали, паршивцы. Ну и молодцы. Не стали ждать помощи, сами себя спасли. Надеюсь, мое представление было убедительным.

— Более чем. Тебе поверили все, кто был в зале. Даже я сам… Вон, руки до сих пор трясутся.

Марульф протянул вперед дрожащие ладони.

— Вот и хорошо. Так и надо.

— Вер, послушай, а ты действительно думаешь то, что там говорил? Ну, насчет вины, свободы и чести?

Глаза Саварда снова бешено засверкали.

— А вот тут я не соврал ни на грош. Я действительно так думаю. Мало того, я в это верю всей душой! Наверное поэтому мне все и поверили в остальном.

— Вер, а я тут тогда кто? И что мне делать?

— А ты, старый дурак, делай вид что скорбишь, да так, чтоб тебе тоже поверили. Давай еще выпьем. За учеников. Достойные ребята. Даже не подумаешь, что девчонки.

Они выпили еще по полстакана, и бутылка закончилась. Вер пошарил в столе, достал еще одну, разлил:

— Выпьем за нашу честь, вернее за то, что от нее осталось. Веришь ли, сегодня мне было стыдно. Не за то, что всех обманул, нет. Этим как раз можно гордиться. За то, что я, учитель, не защитил своего ученика! Я, мужчина, не защитил девушек! И никто не защитил. Ладно, пускай они бабы, но мы-то мужики! Это наш долг, как-никак, а мы его не выполнили. Они сами себя защитили, умницы. А нам позор, Мар. Позор как учителям и как мужикам.