Витя живо помнил то чувство ужаса и любопытства, с которым он впервые входил в эту комнату, месяца два тому назад. Он читал в «Былом», в воспоминаниях разных революционеров, о динамитных лабораториях, о конспиративных квартирах. Но все это он представлял себе совершенно иначе. Где-то на Петербургской стороне они с Брауном свернули с тротуара и вошли во двор, — самый обыкновенный двор, только очень, очень длинный. Они шли бесконечно долго. Витя старался все запомнить — и не видел ничего. У него стучало сердце, он боялся обморока, хотя никогда в жизни в обморок не падал. Окна в домах двора были везде открыты, слышались голоса, где-то смеялись, где-то играли на гармонике. «Если б они знали!» — думал Витя, представляя себе картину взрыва, страшный грохот, стены, рушащиеся, как в последнем действии «Самсона и Далилы», крики, окровавленные тела… Они поднялись по лестнице во второй этаж, Браун открыл ключом дверь. Витя собрал все силы и со спокойным видом, на цыпочках, вошел в квартиру. В большой комнате с открытыми окнами и спущенными белыми шторами чем-то слегка пахло, — Витя узнал едкий запах азотной кислоты, и почему-то порадовался, что узнал его. «Где же
— Да здесь очень уютно, — сказал он, беззаботно улыбаясь.
— Очень уютно, — подтвердил Браун, глядя на него с усмешкой.
В комнате в самом деле на вид не было ничего страшного. На большом столе стояли весы, коробки с разновесками, стеклянная посуда, разные банки и бутылки. На низком табурете в кадке с водой был укреплен большой сосуд, а над ним воронка. В углу комнаты стояло кресло, обитое веселеньким пестрым ситцем.
— Вот тут и изготовляют нитроглицерин, — объяснил Вите Браун. — Реакцию знаете? Впрочем, вы к этому отношения иметь не будете. На военных заводах изготовление нитроглицерина операция очень простая и безопасная. А при этих милых приспособлениях, если дать температуре немного подняться, то нетрудно взлететь на воздух со всем домом.
— Да, конечно, — ответил Витя и засмеялся. Он сейчас же подумал, что смеяться собственно не следовало. Браун все ему показал, объяснил, что нужно делать, затем велел повторить. Витя, однако, повторить не мог: он ничего не слышал. Браун опять усмехнулся и терпеливо объяснил все вторично. На этот раз Витя с усилием вслушался, боясь рассердить своего начальника, — он очень его боялся, — и повторил все правильно.
— Отлично, — похвалил его Браун. — Итак, вот вам ключ от квартиры. Завтра вы придете сюда уже один, в девять часов утра, и все это сделаете. Ваша работа, как видите, совершенно безопасна.
Весь этот день Витя провел дома в необычайном волнении. Вступая в организацию, он никак не ожидал, что ему придется работать в динамитной лаборатории. Витя и гордился возложенным на него делом, и испытывал мучительную тревогу, которой не с кем было поделиться. В гостиной слышались голоса. У Муси сидел Клервилль. «Если б им сказать!» — думал Витя. Внезапно ему пришло в голову, что, в случае провала организации, следствие от него легко может направиться к Мусе, к Николаю Петровичу. Эта мысль его ужаснула.: — «Что же делать? — в отчаянии спрашивал он себя. — Отказаться? Это немыслимо, это был бы позор на всю жизнь! Я ведь сам искал работы… Съехать отсюда? Но куда же? Денег нет, нет бумаг… Допустим, они дадут мне и деньги, и бумагу, — как я могу съехать? Ведь это значит вызвать расспросы, переполох в доме, не пустят!.. Притом что же это изменит? Разве следствие не обнаружит, где я жил до того? А папа!.. Но как же он мог меня привлечь, зная все это? — в ужасе спрашивал себя Витя, разумея Брауна. — Да, ему не до того!.. Он сам рискует головою, и не может обо всем этом думать. Это было мое дело… Я не ребенок и должен был знать, на что иду…» Витя провел ночь почти без сна, — все боялся проспать. Он так ничего и не придумал. Мусе он объявил, что Браун устроил его на практические работы в одну лабораторию. Муся не слишком входила в занятия Вити, поверила ему без расспросов и была очень рада, что заставила его учиться.