Бегство

— Он дома, но у него сейчас одно заседанье… Я, право, не знаю… Вы сами понимаете, как он вам будет рад!.. Дорогой Платон Михайлович, вы просто меня спасли! Я думала, я с ума сойду!.. Так вы говорите, и мясо есть, и хлеб? У нас тут писали… А какао она по утрам пьет?

— Насчет какао не могу вам сказать… Мне тоже очень хотелось бы увидеть Семена Исидоровича.

Тамара Матвеевна опять вздохнула.

— Я, право, не знаю, как быть? Зайти туда как-то… Я сама все время сижу здесь в передней, — созналась она. — Но они должны скоро кончить… Так где же это письмо, Платон Михайлович?

— Сейчас достану из чемодана… Тамара Матвеевна, нельзя ли мне у вас умыться?

— Ах, Боже мой!.. — Тамара Матвеевна опомнилась. — Конечно, можно! Извините меня, дорогой мой! Я и не подумала, ведь вы к нам прямо с вокзала! Разумеется, можно! И чаю я вам сейчас дам…

— Спасибо, я пил. Говорят, здесь теперь очень трудно найти комнату?

— Безумно трудно! Но я для вас найду, будьте совершенно спокойны, я уже все это знаю. Мне совестно, что мы не можем вас устроить у нас, но ведь у нас самих всего одна комната. Просто ужасно!

— Помилуйте, я понимаю… А вот, если б можно было у вас умыться?

— Разумеется! Идите за мной… Мы снимаем одну комнату, но с правом пользоваться ванной. Вы можете даже принять ванну. Я уверена, хозяева ничего не скажут, они очень порядочные люди…

— Ах, это было бы чудесно. А вы тем временем прочтете письмо Муси.

Фомин уже был почти готов, когда в дверь ванной комнаты постучали. На пороге появился, с сияющим видом, Семен Исидорович. Они обнялись и поцеловались три раза.

— Только не через порог… Я так рад, дорогой Платон Михайлович…

— Я тоже… Вид у вас превосходный! Вы просто реклама для Киева, Семен Исидорович.

— Тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить… Я очень рад!.. Жена мне в общих чертах все сказала. Значит, у них там все сравнительно благополучно?

— Совершенно. У вас видно вообще здесь немного сгущают краски относительно Петербурга.

— Краски и без того достаточно густые, Платон Михайлович. Обреченный город! — со вздохом сказал Семен Исидорович, делая мрачно-энергичный жест рукой. — Увы, дело Петра кончено! Я давно это говорю. Надо все начинать сначала, все строить заново, камень за камнем… Бы, я вижу, готовы?

— Вот только побреюсь и готов. Но у вас, кажется, заседание?

— Нет, конечно. Да и не заседание было, а просто пришло несколько человек обменяться мнениями по текущим вопросам. Теперь все разошлись, остался еще только один… — Семен Исидорович назвал малороссийскую фамилию, которая не была известна Фомину; однако по тону Кременецкого он понял, что речь идет о человеке значительном. — Он, верно, тоже скоро уйдет… Так что, когда вы побреетесь, сейчас же приходите. Я вас с ним познакомлю.

— Но я вам не помешаю? Может быть, секретные дела?

— Нисколько не помешаете. Секретные дела уже кончились, — с улыбкой пояснил Семен Исидорович. — У нас всего одна комната, зато очень большая… Он, правда, что-то еще хотел мне сказать, так вы не обессудьте. Пока мы с ним будем заканчивать беседу, вас Тамара Матвеевна угостит чаем. Она, бедняжка, вам так рада, так измучилась, горемычная, без вестей о Мусеньке… Ну, так я вас жду.

Минут через пять Фомин вошел в комнату Кременецких. За круглым столом, на котором находились карандаши, бумага, полная окурков пепельница, несколько пустых чайных стаканов, Семен Исидорович разговаривал с пожилым скорбного вида человеком, очень похожим на переодетого мужика. На другом конце большой комнаты, у окна, Тамара Матвеевна читала письмо. На маленьком столе Фомин не без удовольствия увидел самовар, печенье, сливки. В комнате стояли кровати, — Фомину было странно, что Кременецкие принимают в спальной. Семен Исидорович познакомил Фомина с пожилым господином.

— Мой помощник и наш друг, Платон Михайлович Фомин, — сказал Семен Исидорович. — Только что прибыл из Петрограда… Из самого пекла.

Господин наклонил голову и ничего не сказал. Фомин отошел к Тамаре Матвеевне. Она с видимым сожалением оторвалась от письма Муси, которое перечитывала в шестой раз, и принялась наливать Фомину чай.

— Да, с двумя кусками, пожалуйста, — сказал Фомин, — хотя после Петербурга не грех взять и три… — Он вдруг оглянулся, услышав нерусскую речь.

— …Не треба цего лякатися, — говорил с ласково-убедительными интонациями Семен Исидорович. — На це склалось багацько причин. Чого ми хочемо? Ми з одного бока хочемо…

Фомин, полуоткрыв рот, с изумлением смотрел то на сидевшего к нему в профиль Семена Исидоровича, то на Тамару Матвеевну. У нее на лице было сконфуженное выражение.

— Это… как? — произнес, наконец, шепотом Фомин (он хотел спросить: «это что? серьезно?»). — Разве Семен Исидорович умеет говорить по-украински?

— Он всегда умел, ведь он родом с юга, — таким же шепотом смущенно ответила Тамара Матвеевна. — Я тоже решительно все понимаю… Но здесь он очень быстро подучился.

— Подучился? — растерянно переспросил Фомин.