Бегство

Однако Ахмед так и не успел выдернуть клинок из роскошных золоченых ножен. Неожиданно Митяй ловко изогнулся и своим лбом ударил противника прямо в лицо. Этот удар был столь сильным, а главное неожиданным, что хан выпустил свою жертву и с каким-то беспомощным, скулящим, то ли вскриком, то ли всхлипом повалился на спину.

Митяй рухнул на то же самое место, с которого всего секунду назад его приподняла рука хана. Глядя на растерянное, перемазанное текущей из разбитого носа кровью лицо новгородского властителя, он громко и вызывающе зареготал:

— Ха-ха-ха! Ибрагим, я же тебе говорил, что он баба, тряпка! Только и умеет, что бить в спину и жечь малолетних девчонок. Ему даже слабо отомстить за свою собственную жену и дочь. Да я такого одним пальцем уделаю!

Ибрагим, к которому обращался Митяй, ничего не ответил, однако на его еще мгновение назад таком угрюмом и безжизненном лице вдруг проскользнуло некое подобие отвратительной гадливой ухмылки. Именно эта ухмылка, да еще косые, будто и впрямь оценивающие взгляды стоящих вокруг бойцов и взорвали Ахмеда.

Продолжая лежать на полу, он нащупал сой карабин, схватил оружие, сжал трясущимися от ярости руками. Как только пальцы нащупали спусковой крючок, Ахмед судорожно вдавил его: раз, второй, третий… Он все жал и жал, ревя как обезумевший взбесившийся зверь. Какие именно жуткие проклятья изрыгала глотка хана, понять было невозможно. Звук его голоса тонул в гудении выстрелов, шипении горящей живой плоти, клокотании вскипающей и тут же испаряющейся крови.

Это отвратительное, леденящее кровь безумие продолжалась несколько бесконечно долгих минут. Когда же, наконец, хан утолил свою жажду крови и прекратил огонь, перед ним оказались уже не тела двух людей, а бесформенная груда из кусков изжареного мяса и перебитых обуглившихся костей.

— Упокойся, хан. Все! Уже все кончено! ― Юсуф подошел к своему повелителю и помог тому подняться.

Оказавшись на ногах, Ахмед не выпустил руку верного слуги и помощника, а рывком подтянул того к себе.

— Ты тоже так считаешь?

Хан вонзил колючий испепеляющий взгляд в зрачки Юсуфа. Через них он, казалось, попытался добраться до самых потаенных глубин мозга своего первого помощника.

— О чем ты, хан?

— О чем?! Ты… Все вы тоже считаете меня слабаком?!

Ахмед полоснул взглядом по своим людям, которые в настоящий момент разумно предпочитали держать дистанцию, и это не столько из почтения и раболепия, сколько по причине того, что в руке хана по-прежнему оставалась зажата рукоять смертоносной «Марчелло-LL».

Хотя в ответ и прозвучало пусть и неровное, зато дружное: «нет!», «никогда!» и «что ты хан!», Ахмеду и впрямь захотелось перестрелять всех этих ничтожеств. Данное желание усилилось, когда хан вспомнил о дележе награбленного и своих недавних подозрениях по этому поводу.

— Хан… ― несмотря на все еще бушевавшую в шефе ярость, Юсуф все же решился подать голос.

— Говори!

— Я предупреждал тебя. Это дело с тем молодым жестянщиком… Он ушел. Подло убил не только твою жену и дочь, но и Анзора, и еще пятерых преданных тебе бойцов. Ты не наказал. И кое-кто из наших людей действительно воспринял это как доказательство твоей слабости. ― После этих слов Юсуф смиренно приклонил голову. ― Прости, хан, но это правда.

Юсуф умолк, как бы предоставляя Ахмеду возможность самому сделать соответствующие выводы, и тот великолепно справился с этой задачей:

— Я прибью его голову на воротах нашей цитадели, что бы все видели и знали. Юсуф, выбери троих самых надежных и смышленых людей… ― Дойдя до этого места, хан почему-то запнулся, задумался и уже не так решительно добавил: ― Хотя, время упущено. Скорее всего, этого жалкого червяка сейчас уже будет не так легко достать…

— Не так легко? ― Юсуф искренне удивился. Откуда хан мог все это знать?

— Да, именно так, ― протянул Ахмед, но тут же самодовольно, как человек превосходно знающий закон, по которому и вертится эта голубая планета, осклабился. ― Юсуф, дай им денег… много денег. В этом мире за соответствующую цену можно приобрести всё и всех. Так что если не смогут захватить этого проклятого Корна, пусть они мне его купят, выторгуют, будто какую-то грязную свинью.

— Ты желаешь получить его живым или мертвым? ― осторожно осведомился Юсуф

— Живым! Только живым! ― Ахмед кровожадно скрипнул зубами. ― Я сам его буду убивать, медленно и мучительно. Каждый сможет увидеть, как я поступаю со своими врагами и подлыми предателями.

Последняя часть фразы была произнесена уже в основном для топтавшихся по углам подземного цеха рядовых бойцов. Парни стали невольными свидетелями падения и унижения своего хана, и это было весьма скверно. По большому счету после такого всех их следовало пустить в расход прямо здесь, в подвале. Но поступить так Ахмед в данный момент просто не мог, не имел ни малейшей возможности. Их ведь больше, они вооружены и будут отчаянно сражаться за свою жизнь. Что ж, тогда пусть пока поживут, ― решил хан и постарался хорошенько запомнить лица всех присутствующих.