Она оставила упакованную сумку в дверях, подтащила другую к кроватке Эмили. Открыла ящики шкафчика, вытащила оттуда и запихала в сумку белье и чулки Эмили, ее пижамки и ночные рубашки, ее футболки и шорты. Потом она направилась к одежному шкафу, побросала в сумку все что можно из одежды. Она выбрала те вещи, которые, как она точно знала, покупал не Майкл. Она выбрала только те вещи, которые покупала она сама. Она не возьмет ничего, что напоминало бы Эмили об отце, ничего, что удостоверяло бы его отцовство, ничего, что говорило бы о том, что когда-то он был частью их жизни.
«Я был частью твоей жизни почти двенадцать лет. — Ей снова послышался его голос. — Я и сейчас часть тебя».
— Нет! — отчаянно закричала она, спеша вырваться из этого дома, где она столько лет прожила во лжи. Она посмотрела на часы. Прошло уже полчаса с тех пор, как она вернулась домой. Боже, сколько же времена прошло в пустых самокопаниях? Ей надо двигаться, уходить, убегать.
Она стащила с кровати сумку Эмили, побежала с ней к двери, по дороге подхватила свою сумку и почти уже собралась уходить, как вдруг вспомнила, что забыла взять любимое одеяло Эмили, которым она укрывалась чуть ли не с младенчества. Это было единственное, о чем попросила ее дочка. Не могла она оставить ее просьбу без внимания.
Она снова подбежала к кроватке, сняла покрывало и стала искать под ним маленькое шерстяное одеяльце — на белом фоне красивые синие цветочки, — у него была забавная бахромка, которой Эмили любила щекотать нос. Куда же она дела его, когда сегодня заправляла кровать?
— У меня уже не хватает терпения на это, — закричала она и обнаружила одеяльце под подушкой. В этот момент она поняла, что за ней кто-то наблюдает.
— Джейн, что здесь происходит?
При звуках голоса Майкла Джейн застыла на месте, от неожиданности она не могла даже ответить ему. Что он делает дома в этот час?
— Джейн, что случилось? Сначала очень странный звонок из банка, мне сообщают, что ты сняла с нашего счета почти все деньги. Через несколько минут совершенно безумный звонок Кэрол. Она сказала, что ты в совершеннейшей истерике, что с тобой явно произошло что-то неладное, но ты не отвечаешь на вопросы. Излишне говорить, что я тут же сел в машину и поехал домой. Чтобы попасть сюда побыстрее, я, кажется, преодолел звуковой барьер. Джейн… ты слушаешь меня? Ты меня слышишь?
Джейн обернулась. Из ее глаз струилась холодная ярость. Слез больше не будет.
— Я слушаю тебя.
— Джейн, у тебя неприятности?
— Неприятности?
— Что случилось? Ты что, сбила кого-то на шоссе? — Он почти смеялся. — Что случилось, радость моя? В какую переделку попала ты на этот раз?
— Ты ублюдок! — крикнула Джейн. Она вцепилась ему в волосы, стараясь большими пальцами выцарапать ему глаза.
Майкл схватил ее за руки, обхватил запястья и, отпихнув ее от себя, держал на безопасном расстоянии.
— Бога ради, Джейн, объясни, что за чертовщина с тобой происходит?
— Будь ты проклят, сукин сын! Как ты мог сделать это?
— Сделать что? Джейн, что ты несешь?
— Сегодня я разговаривала с учительницей Эмили, Майкл. Она была очень озабочена поведением Эмили в последнее время. — Джейн перестала вырываться. Ею овладело полное спокойствие. Майкл выжидающе смотрел на нее. — Она сказала, что, по ее мнению, очень возможно, что Эмили подверглась сексуальному растлению.
Выражение ужаса, промелькнувшее на лице Майкла, кажется, было непритворным. Был ли это ужас от того, что произошло с Эмили, или от того, что его поступок открылся?
— Что? Кто этот негодяй? Не знает ли учительница, кто это может быть?
— Не надо играть со мной в эти игры, Майкл. — Голос был спокойным и безжизненным. — Слишком поздно. Это уже не подействует.
— Боже правый, ты думаешь, что я…
— Бесполезно, Майкл. Я говорила с Эмили. Она сама все мне сказала.
На мгновение наступила тишина, потом Майкл заговорил.
— Несомненно, кто-то вложил в ее уста эти слова.
— Никто ничего ей не говорил, ублюдок! — Джейн снова попыталась напасть. И снова Майкл ухитрился удержать ее на расстоянии. — Ты несчастный, тухлый ублюдок. Как ты мог это сделать? Как ты мог растлить собственного ребенка? Как мог ты лишить ее детства?
Джейн попыталась ударить его ногами, он отпрянул, внезапно отпустив ее руки, как будто само прикосновение к ней стало ему неприятно. Джейн прикрыла лицо руками, чтобы скрыть тот ужас, что охватил ее. В темноте чашечек, которые образовали ее ладони, сверкнуло обручальное кольцо. Это раздражало ее. Она сорвала с пальца кольцо и швырнула его к противоположной стенке. Кольцо отскочило от нее и закатилось в угол.
— Господи Иисусе, Джейн, что ты делаешь?
— Я стараюсь
— Ты сошла с ума, Джейн. Я люблю тебя, но я уже давно думаю, все ли у тебя в порядке с головой.
Джейн приросла к полу, думая, что если она сдвинется с места, то
—
— Послушай сама, что ты говоришь. Послушай сама себя. Неужели ты всерьез полагаешь, что я способен растлить свое дитя?
— Я верю Эмили.
— Она ребёнок. У детей очень живое воображение.
— Эмили никогда бы не сказала этого, если бы это было неправдой.